Гобелен

Плейн Белва

Мэг выглянула в окно. Ветер кружил сухие листья. После хорошего дождя они станут темно-коричневой подстилкой. Кованые стулья и столики еще не унесли в дом. Она представила, как летом на столе стоит кувшин с ледяным чаем, как женщины в ярких летних платьях сидят на стульях и собаки спят на холодке. Беспечная картина.

Как Элфи любил все это! В пять утра зимой он уезжал из города в «свое место», чтобы пройтись вокруг и посмотреть, как его деревья, березки и акации, которые он посадил своими руками, переносят холод. Как по-детски он хвастался своей клубникой,

самой крупной, своими коровами, у которых было самое жирное молоко! Но тогда все, что принадлежало ему, было лучшим: его дочь, его внуки – все. Представить его потерявшим все! Проехавшим через эти ворота в последний раз! Это убьет его, убьет его дух, что одно и то же.

– Я, пожалуй, пойду вздремну, – сказала Эмили, укладывая рукоделие обратно в корзинку. – Вы не возражаете?

Никто не возражал. Элфи сказал:

– Я на минуту выйду с собаками, Мэг.

Он стоял спиной к дому, почти по щиколотку в листьях. Ей было видно, как он втянул голову в плечи.

– Все действительно плохо, Мэг, – сказал ей Поль, когда она позвонила ему, чтобы узнать о делах отца. – У него четыре закладных, которые надо оплатить в следующем месяце. Он построил слишком большую пирамиду. Я пытался использовать свои связи, чтобы продлить сроки платежей, но даже если бы я мог получить их, это мало что изменит. Возрастают проценты, и надо будет платить по следующей закладной…

Пирамида. Да, он сделал ее. И это не из-за жадности, думала сейчас Мэг. Только потому, что легко относился к деньгам, никогда толком не зная, сколько их у него. Они уходили так же быстро, как и приходили, и все было хорошо, пока они поступали во время подъема в годы войны и после. Его бесхитростная любовь к роскоши так отличалась от страсти Донала, которому хотелось еще и еще, так как это давало ему ощущение власти. Элфи, бедный Элфи, как дитя в игрушечном магазине, просто хотел удовольствий, особенно удовольствия быть «сельским джентльменом», как он называл это. И тратил он не так уж и много по сравнению с другими.

Отец вернулся домой, сел в кресло. Одна из собак запрыгнула ему на колени.

– Я хотел бы попросить тебя кое о чем, Мэг, – сказал он почти робко, не глядя на нее, поглаживая собачьи уши.

– Да, папа?

– Мне нелегко просить. Всегда тяжело родителю просить своего ребенка об одолжении. Все должно быть наоборот.

Он собирался попросить в долг у Донала. Ее прошиб холодный пот. Человек, чьей помощи и защиты она ждала, сам просил у нее того же.

– Давай, папа.

– Ну, я подумал… Поль подумал, что, может быть… не попросишь ли ты Донала поддержать меня?

Поддержать его! Поль сказал, что все пропало, он по уши в долгах.

– У меня есть недвижимость, хорошая недвижимость. На Лексингтон-авеню и два дома на Вест-Энд-авеню, очень хорошо расположенные.

Мэг с трудом перевела дыхание.

– Почему бы тебе не попросить его самому, папа? Будет лучше, если бы ты сделал это.

– Ты не можешь? – Его глаза молили. Человеку тяжело взваливать на себя непосильную ношу. Она чувствовала, как застыло ее лицо.

– Правда, папа, тебе следует это

сделать самому.

– Видишь ли, он и я – мы никогда не были близки. Мне не надо тебе говорить об этом. – Элфи сухо хмыкнул. – И кроме того, ты его жена.

«О, мой Бог!» – подумала Мэг.

Ровным голосом она произнесла:

– Я не смогу описать твою недвижимость, не так ли? Я ничего в ней не понимаю. В любом случае тебе бы пришлось говорить с ним.

Наступила долгая пауза.

– Наверное, ты права, – признал Элфи, – конечно, ты права. Но ты даже не представляешь, чего это мне стоит, Мэг, поговорить с ним.

– Я знаю, папа, поверь мне, я знаю. И мне так ужасно жаль, я просто не могу выразить.

Действительно, она не могла выразить. Если бы он только знал! Она надеялась, что Донал не будет очень холоден при отказе. О, он будет вежливым, в этом можно быть уверенным, но его любезность может быть холодной и жесткой, как лед.

– В какое время лучше прийти? Я не хочу мешать. Он запуган, бедный отец. Бедный самоуверенный Элфи испугался.

– Ты не помешаешь. Телефоны звонят все время. Ему все равно.

– Тогда, если ты не против, я сразу соберусь и поеду.

Лицо Элфи прояснилось. В нем проснулся его старый оптимизм. Мистер Микобер. Возможно, он уже видит себя с большим чеком в кармане, видит решенными все проблемы, и опять яркое солнце сияет для него.

Пока Донал не откажет ему.

Сердце Мэг болело за него, когда она уезжала. Оно болело и за себя самою. На ее губах появилась горькая улыбка. Миссис Микобер. Дочь своего отца.

Она была наверху, кормя ребенка, когда услышала, как ее зовет Элфи. Он поднимался.

– Я здесь, – отозвалась она, – в детской.

Он был внизу с Доналом больше часа, и ей было страшно встретиться с ним.

– Ну, Мэг, – произнес он, останавливаясь в дверях. Его слова прозвучали каким-то смешком, казалось, в горле его что-то клокочет.

Он наклонился поцеловать сначала се, потом ребенка, который продолжал безмятежно слизывать банановое пюре.

– Он принц, твой муж, так легко все решил. Тактичный, не выжимал из меня подробности, просто по-старомодному поверил моему слову джентльмена. Мы пожали друг другу руки всего минуту назад.

Она была смущена и не верила:

– Ты говоришь, что он одолжил тебе достаточно, чтобы рассчитаться с долгами?

– Нет. Он все купил. Семь владений. Не Лорел-Хилл. Я сохраняю Лорелл-Хилл. Мы будем там жить весь год. Знаешь, я бы не вынес потерю Лорел-Хилла. – Его глаза наполнились слезами. – Боже, я не знаю, как бы я смог уйти оттуда.

Донал заплатил за недвижимость в Нью-Йорке ровно столько, сколько Элфи заплатил за нее в свое время, так что Элфи получил даже немного наличных, не слишком много, потому что в каждой недвижимости была небольшая закладная. В дополнение Донал согласился платить Элфи скромную зарплату за управление этой недвижимостью. Итак, осторожно относясь к вложениям и живя очень скромно в деревне, они с Эмили выйдут из хаоса и будут в безопасности, благодаря невероятной щедрости Донала Пауэрса.