Гобелены грез
Шрифт:
— Я спокоен. Я вижу тебя, и я спокоен. — Он посмеивался радостно качая головой. — Если бы ты знала, какие я видел сны эти месяцы, ты бы в ужасе убежала от меня.
Она сжала его руку, которая все еще держала ее.
— Сомневаюсь, — ответила она, смеясь.
Она потянула его по дорожке, которая вскоре раздваивалась, справа и слева огибая клумбу с благоухающими розами. За клумбой была лужайка, скрытая со всех сторон. Высокие кусты роз отделяли ее от всего сада, фруктовые деревья, выращиваемые на шпалерах вдоль стены замка, защищали лужайку слева. Высокие наперстянки росли напротив роз и какие-то растения, которых Хью не знал, «дремали» на клумбах у внешней стены справа.
Хью знал, что они с Одрис не видны, но, несмотря на ее возбуждающий ответ и желания, которые неделями мучили его, он не овладел ею. Это она обвила его руками вокруг шеи и наклонила его голову, пока их губы не встретились. Тогда он прижал ее к себе и мог бы легко забыться, если бы не кольчуга, которая, когда он крепко обнял Одрис, надавила не ее тело так, что она вскрикнула от боли. Он сразу же отпустил ее, и в следующее мгновение она уже смеясь оттолкнула его, чтобы расстегнуть ремень, на котором крепился меч. Она положила оружие на скамейку, которая стояла у кустов роз, затем усадила туда же и его, чтобы отстегнуть высокий ворот кольчуги, закрывавший шею.
— Я научилась это делать. — сказала она, пылая от радости и гордости за свое умение. — Когда Бруно впервые вернулся Джернейв, я не могла справиться с его шлемом и мне было стыдно. — Но, когда она сняла с него шлем и смогла увидеть, наконец, лицо Хью, — ее глаза, полные заботы и беспокойства, широко раскрылись. Она погладила его огненно-рыжие волосы, которые слиплись от пота, и поцеловала его в лоб. — Ты очень устал, дорогой, — прошептала она.
Он, возражая, слегка фыркнул:
— Не было причин для усталости. Господу известно, что я целыми неделями не делал ничего такого, что могло бы утомить самое хилое создание в мире.
Одрис улыбнулась ему:
— Ты очень горяч и вспыльчив, дорогой. Я думаю, тебе не следует забывать о своей чести.
— Еще один упрек в мой адрес, — вздохнул Хью. — Мне стыдно, что я нетерпелив к человеку, который любит меня и все эти годы окружал меня только добротой. Я недостоин его любви и скорее всего твоей любви тоже…
В этот момент Одрис заставила его замолчать, прильнув губами к его губам. Но, когда он попытался обнять ее, она выскользнула из его объятий.
— Дай я сниму твое снаряжение, — сказала она. Удивление погасило искорку негодования, вспыхнувшую в нем, когда Одрис уклонилась от его объятия.
— Ты! — воскликнул он и засмеялся. — Один только рукав пригнет тебя к земле, но если все же ты устоишь, то кольчуга упадет на тебя и раздавит.
— Я сильнее, чем тебе кажется, — возразила Одрис, но Хью продолжал смеяться, когда, поднявшись, он наклонился и снял шлем. Теперь голова могла свободно пройти в образовавшееся отверстие.
— И все же разреши мне помочь, — умоляла Одрис и потянула за рукава кольчуги. И, когда его голова и руки почти освободились от кольчуги, Хью еще ниже наклонился, почти сложившись вдвое. Одрис сняла доспехи, и кольчуга соскользнула. Он выпрямился, а Одрис, ухватив руками за нижнее одеяние, торжествующе потянула его вверх, но Хью был крупнее других мужчин, и его короткая кольчуга была тяжелее тех, которые Одрис раньше брала в руки. Она поворачивалась к скамейке, чтобы положить на нее кольчугу, но потеряла равновесие и пошатнулась. Хью схватил ее одной рукой, а другой забрал у нее доспехи и швырнул их, не глядя, в сторону скамейки, в то же время целуя ее. Не говоря ни слова, они опустились на землю, и каждый одной рукой пытаясь расстегнуть и снять
— Увы, кажется, я презренный лгун, — хрипло прошептал он, одарив ее широкой улыбкой. — Я, помню, писал тебе, что мне достаточно только взглянуть на тебя.
Одрис хихикнула:
— К счастью, я не собиралась поверить тебе. Я не такая гордая, как ты, моя душа, и хочу обладать тобой всем, когда мы сможем быть вместе.
— И это доставляет мне большое удовольствие, — ответил Хью, целуя ее еще раз, потом нежно отстранился от нее и оправил ей юбку.
Одрис вздохнула, — ей нравилось чувствовать близость его тела, даже тогда, когда страсть угасала, но она не задерживала Хью. Она знала, что поступили они безрассудно, и было бы опасно потворствовать себе самой, поэтому, пока Хью приводил в порядок свою одежду, она села, прислонившись к спинке скамейки. Хью кивнул ей, положил доспехи на самый край скамейки, усадил ее на другой конец, а сам сел рядом.
— Я никогда не пойму, почему ты выбрала меня, — продолжал он полусерьезно и полушутя. — Все произошло по воле Божьей и твоей. Знаешь, я так сильно нетерпелив, потому что очень хочу завоевать владения. Ты подумала, как я тебя просил, сможешь ли уехать из этой страны, Одрис?
— Я отвечаю, что об этом не требуется думать, — тихо сказала она, положив свою руку на его. — Я была бы согласна жить везде, где бы мы могли быть вместе, но не думай ехать в Нормандию — об этом не стоит и спрашивать.
Хью сердито свел брови:
— Почему? Если я готов оставить Джернейв, то чем может быть недоволен твой дядя?
Одрис обхватила руками его лицо, поцеловала его в нос и рассмеялась:
— Если бы он видел твой сердитый взгляд, он, возможно, испугался бы, что ты убьешь меня сразу же, как только я ослушаюсь тебя. — Она снова засмеялась, а Хью возмущенно вздохнул, и, не дав ему заговорить, она продолжала: — Нет, дорогой, это не относится к моему дяде. Я думала, что, возможно, ты слышал известия из Нормандии. Там нечего завоевывать.
— Я ничего об этом не слышал, — сказал Хью. — Я послал записку в Йорк, чтобы Тарстена не вызывали ни по какому делу, даже, если сгорит собор, и мой гонец, должно быть, вытряхнул мозги из секретаря Тарстена, который потом не присылал никаких известий. Я отрезан от всего и мне ничего неизвестно. Разве король умер?
— Нет, но его обвиняют в заговоре с целью убить или захватить Роберта Глостера, заманив того в засаду, и это привело в ярость нормандских баронов, хотя у этой истории есть и обратная сторона…
— Подожди, — перебил ее Хью. — расскажи все сначала. От кого ты это узнала?
— От Бруно. Ты помнишь, что он служит у короля.
Хью посмотрел на нее:
— Конечно, помню. Разве я тебе не говорил, что Стефан предлагал мне службу?
— Вероятно, ты не принял предложение, — сказала Одрис, нахмурившись, — потому что король или не так благороден, как должен быть, или — я не знаю, что хуже — не так уж решителен. Бруно, который так предан, что не видит недостатков, оправдывает Стефана во всем, но с какой бы стороны я ни посмотрела на эту историю — везде я могу найти, в чем обвинить короля.