Гоблинские сказки

Казанцева Марина Николаевна

— Субстанция какая-то, а не машина! — взревел Бегемот и попытался вышибить стекло. Лапы у него были мягкие, и слабый стук в небьющиеся стёкла не привёл ни к чему. Он оказался заперт, как в мышеловке.

— Должен быть какой-то выход! — вопил кот, в панике прыгая с переднего сидения на заднее и обратно. — Как вылезти из этой чёртовой консервной банки?!

Он остановился и в страхе посмотрел в заднее окно.

Субстанция поднималась могучей волной, готовясь обрушиться на беззащитную машину. Она всё приближалась, освечиваясь зловещими голубыми

молниями. И вот первый удар потряс машину, второй подхватил её с места и поволок, колотя бамперами о стены домов и столбы уличного освещения.

— Вот он, паразит! — злорадно проговорила в микрофон Сиракуза Коктебель, в безопасности сидя со своей тарелкой дальней прослушки на крыше мэрии. — Послушаем, что он скажет в своё оправдание.

Из заваленного гнусными массами Понтиака слышались приглушённые вопли и проклятия.

* * *

— Сынок, ты у нас крепкий сукин сын! — одобрительно заявила негритянская бабушка в кресле. — Из тебя ещё выйдет толк, или я не Роза Склероза!

— Шеф, ну ты и молоток! — уважительно говорил Майлз. — Я бы ни в жисть не придумал такой шикарной теории.

— Братцы! — воодушевлённо вскричал толстый негр в полосатой майке. — Был я вором и антисоциальным элементом! Теперь я понял, что такое быть героем! Пойду учиться на ассенизатора!

Ему зааплодировали.

Подошла перемазанная всем на свете девочка лет семи и уставилась на Мауса своими большими голубыми глазами.

— Это твоя дочь! — торжественно известила его героиня. Она хотела продолжать, чтобы объяснить сей факт.

— Ладно, милая. — утешающее отозвался совершенно вошедший в роль Маус.

— Переживём как-нибудь. — мужественно добавил он.

Джейн заткнулась, соображая, что бы всё это значило. Но тут с криками набежала масса репортёров. Маус приготовился дать последний эпизод.

Микрофоны сунулись к его лицу так стремительно, что один довольно ощутимо долбанул героя в нос. Чтобы остановить струйку крови, Грандиевский поспешно выхватил из пачки сигарету и воткнул её в ноздрю. Так, с сигаретой, он и начал говорить к народу. Сказал хорошие слова о мире во всём мире, о национальной совести и патриотическом долге, о великой стране, гражданином которой он является, и многое другое. Он не знал, чем бы ещё удивить народ, но тут в толпу репортёров врезалась Сиракуза Коктебель, вламывая наглым конкурентам своей тарелкой и колотя им по головам одетым в мамонтовую шкуру микрофоном.

— Вы видите национального героя, нашего соотечественника, который спас весь мир! — взахлёб вещала Сиракуза, отрывая сосульки от носа. — И я горжусь тем, что являюсь гражданкой этой великой страны!

Он спас планету. Он заслужил награду. Настало время торжества.

Едва войдя в комнатку мотеля, Джейн игриво толкнула Грандиевского на широкую кровать и принялась под музыку снимать с себя одежду. Под замызганным комбинезоном оказалась вполне приличная шёлковая комбинашка, она нисколько не измялась. У Джейн и локоны не распустились, и тушь не расплылась.

Танцуя,

героиня приблизилась к кровати и, не снимая с себя исподнего, уселась на Мауса верхом — почему-то на живот. Маус, конечно, сразу догадался, что сейчас начнётся секс, но опоздал к началу и не успел расстегнуть штаны. Впрочем, героиню это нисколько не обескуражило — она вдохновенно принялась исполнять на его кишечнике свой коронный номер. Было ужасно неудобно, в животе урчало, кишки трещали, распирали газы, но дура Джейн ничего не замечала — она думала, что занимается сексом. Ну, Маусу деваться было некуда — не ругаться же с ней! — и он терпеливо выносил последнюю причуду учёной барышни.

И вдруг Грандиевский с ужасом увидел, что комната стала быстро наполняться публикой. На заключительную сцену вожделенно глазели все ассенизаторы, рокеры на мотоциклах, громила в полосатой майке. Припёрлась негритянская бабушка Роза Склероза в своём старом кресле. Дюжины две полицейских, Сиракуза с оператором, целая группа младших школьниц, почему-то с чебурашками на ранцах.

— Вот он, наш молоток! — с гордостью заявили Гоп и Стоп.

"Законы жанра." — обречённо подумал Грандиевский и принялся послушно исполнять экстаз.

Уже закатывая глаза и дрыгая лапками в дырявых носках, он заметил отвлечённо, что героиня как-то очень странно утратила свой голливудский лоск. И кожа у неё оказалась вовсе не атласной, а просто какое-то телесного цвета трико от горла и до пяток. И личико вовсе не такое молодое, к тому же прыщи на подбородке. И волосы — накладка. Потом вывалились сами собой отовсюду силиконы. И зубы оказались не идеальны. И — что самое противное! — подмышкой у неё была зажата измусоленная тетрадка со стихами про любовь — чём можно было догадаться, глядя на нарисованные фломастером сердечки, старательно обведённые каёмкой.

Грандиевский скорбно разглядывал старательно гарцующую на его штанах особу и не понимал, как могли его так бессовестно накрячить. Он утомлённо закрыл глаза, изображая из последних сил неземное наслаждение.

* * *

— Ну вот и хорошо. — сказал маленький мальчик, вставая с унитаза. Он захлопнул книжку комиксов, аккуратно вытер попу, подтянул штанишки и нажал металлическую кнопку компакта.

— Не надо-ооо!!! — завопил весь только что спасённый мир.

Напрасно. С рёвом урагана сорвало бачки унитазов, рыгнули в небо миллиарды толчков — планета, содрогаясь, утонула в космических потоках экскрементов.

* * *

Маус открыл глаза и обнаружил себя сидящим в кресле. Зал был тёмен, лишь на экранах догорали титры. Весь народ деловито устремлялся к выходу, только в соседнем кресле изнемогала от эмоций какая-то несимпатичная особа в очках и шляпе. Она держала в потных ладонях тетрадку со стихами. Судя по её крайне экстатическому виду, это была типичная куртуазная маньеристка. Грандиевский всё понял. Он поспешно начал пробираться по опустевшему ряду прочь.