Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)
Шрифт:
– А сколько времени? – не разлепляя век, спросила Юля.
– Шестой час. Ты спишь уже почти одиннадцать часов.
Нежданова открыла глаза и сладко потянулась:
– Ой, хорошо-то как! Обожаю спать в поездах! – Она невольно скосила глаза вниз и зашептала завистливо: – Какие запахи, с ума сойти! Есть охота!
– Я для того за тобой и зашла. Спускайся, сходим поужинаем. У меня после покупки билета еще полторы тысячи осталось.
– Супер! – Девушка обрадованно спрыгнула с полки. – Я готова!
– Хотя бы сходи умойся, а потом подгребай в вагон-ресторан. Я тебя там подожду.
– А где тут вагон-ресторан?
– Здрасте-приехали! Мы же с тобой мимо него проходили! Между
Северная ж/д, ж/д перегон Лоухи – Амбарный,
18 сентября 2009 года,
пятница, 17:54 мск
Как известно, в обычном ресторане на полторы тысячи особо не разгуляешься. И в этом смысле цены в вагоне-ресторане оказались вполне себе сносными. По крайней мере изголодавшимся барышням удалось не только утолить голод солянкой и сосисками с горошком, но даже и прикупить в качестве десерта литровую коробку неважнецкого, но зато дешевого вина «Изабелла». Кою они в данный момент и упромысливали, ведя неспешные разговоры за жизнь. Как некогда спел известный рок-кулинар: «И двое сошлись не на страх, а на совесть, колеса прогнали сон…»
– …Но ты же понимаешь, что, после того, как ты дашь показания в суде на Литву, его люди откроют на тебя форменную охоту? Поверь моему профессиональному опыту – такие вещи не прощаются! Тем более что никто из серьезных, реально влиятельных людей за тобой не стоит. Ведь так?
– То, что не стоит, – это точно, – грустно усмехнулась Нежданова. – Лежать лежали. И серьезные, и влиятельные. Всякие. Я ведь до Литвы… В общем, много у кого в содержанках ходила. Но помогать мне, здесь ты права, никто конечно же не станет. Либо испугаются, либо просто не захотят. Чего ради? Ради бляди?
– Мерзавцы!
– Напротив, самые обыкновенные людишки, типичные мужчинки. Вон твои ведь со мной тоже только до суда носятся: защита свидетелей, бла-бла-бла… А после моего пламенного выступления – пинком под зад и: «Свободна, девочка, иди, не мешай». Скажешь, не так?
– Я не знаю, – смутилась Ольга. – Это… это руководство будет решать. Наше и эскапэшное.
– Перестань! Никто ничего решать не будет, и ты сама это прекрасно знаешь! Да-да, и нечего изображать тут саму ментовскую невинность! – неожиданно вспылила Юля, и лицо ее исказилось гримасой боли.
Прилепина взволнованно положила на руку девушки свою ладонь и, успокаивающе поглаживая, произнесла сочувственно:
– Эх, Юлька! И как только тебя угораздило во все это вляпаться? Ты ведь умная девка! С высшим образованием, университет закончила. Опять же Господь тебя такой внешностью наградил! Да перед тобой такие перспективы в жизни могли открыться! А ты…
– А что я? – холодно осведомилась Нежданова.
– Ничего.
– Э-э, нет! Раз начала говорить, так договаривай! Что я? Вместо того чтобы грызть гранит науки, взялась грызть член у Литвы в штанах? Так?
– Я этого не говорила.
– Ты это подумала! Значит, перспективы, говоришь? Ну-ну! – отпив вина, недобро прищурилась Юля. – Ты у нас, я так понимаю, урожденная питерская? Белая кость?
– А при чем здесь это?
– При том! А вот в станице Григорополисская Новоалександровского района тебе, часом, не доводилось бывать? Нет? Очень рекомендую! Запоминай: садишься в Питере на поезд, на боковую полку у туалета, так как до проходящей станции лучший билет тебе просто не предложат, затем сорок часов увлекательной езды, и вот ты уже почти на месте. Выходишь на железнодорожной станции, а оттуда на автобусе чохаешь еще двадцать километров.
– Почему?
– А потому что через жопу! Там у нас всё и делается, и решается через жопу. Или через передок! Это смотря на какого любителя нарвешься.
Нежданова озорно блеснула глазами и довольно громко затянула:
Я тащу тебя за ногив придорожные кусты.Не ебать же на дорогекоролеву красоты?Реакция немногочисленных посетителей вагона-ресторана на эту разухабистую частушку оказалась строго противоположной: пассажиры женского полу, кто удивленно, а кто возмущенно, скривились, а вот мужики все поголовно зыркнули в их сторону с явным интересом.
– Тише! – с укором прошипела Ольга. – Ты чего разошлась-то? Вон, на нас люди смотрят.
– И пусть смотрят! А что такого? Ты же сама сказала, мол, есть на что посмотреть?! – Нежданова демонстративно выпятила грудь и подмигнула сидящему за соседним столиком отцу семейства. Тот, смутившись, поспешно опустил глаза в тарелку.
– Кончай хулиганить, слышишь?
– А я еще даже не начинала, – Юля подлила себе вина из коробки. – Но вот когда начну! У-ух!.. Ну и чего мы надулись как мышь на крупу? Никак частушка не понравилась?
– Не понравилась.
– Напрасно. Притом что это и не частушка вовсе. Это жизнь. Ты «Историю любви» смотрела?
– Смотрела.
– Вот, считай, это она и есть. История любви. Только по-григорополисски.
– Знаешь, Юля, мне почему-то кажется, что ты сейчас намеренно сгущаешь краски. Вот только не могу понять зачем? Пытаешься меня шокировать?
– Голуба моя, очнись! Я сейчас не сгущаю, а наоборот, разбавляю краски. Твою чувственную натуру жалеючи. – Нежданова в сердцах хлопнула ладонями по столешнице. – Вот ты меня за связь с Литвой осуждаешь. За то, что я с ним за деньги спала, тем самым якобы унижаясь. Так я тебе щас расскажу, что такое настоящее унижение! Унижение – это родиться бабой в поселке Темижбекский. И вступить в возраст полового созревания в каком-нибудь Арзгире. И учиться, к примеру, в Григорополисском сельскохозяйственном техникуме. И все это время, едва только обозначатся сиськи, тебя будут сначала щупать, а потом иметь. Причем во все дыры. И будет иметь любой желающий, не спрашивая твоего на то согласия. Так как по местным традициям желания мужика избыточно-достаточно. А если ты попытаешься взбрыкнуть, то тебя все равно отымеют. Но сначала очень сильно изобьют. Или опосля. Но тут, что называется, от перемены мест слагаемых сумма не меняется [53] .
53
Читателю, которому так же, как и нашей героине, кажется, что Юля Нежданова сгущает краски, советуем ознакомиться с газетными и интернет-публикациями, посвященными приснопамятным криминальным событиям в станице Кущевская.
– Юля! Прекрати! – взмолилась Прилепина. – Я не хочу этого слушать!
Но Нежданову было уже не остановить. Всё за долгие годы копившееся, наболевшее сейчас в ней нещадно рвалось наружу:
– …И вот так будет продолжаться вплоть до тех пор, пока на тебя не положит глаз какой-нибудь местный бугор. Вернее, ком с бугра. Тебя тогда тоже продолжат иметь: чуть более узким кругом, но зато гораздо изобретательнее. «Соски в тиски – снимай носки». Не доводилось в такой позе расклячиваться?