Гоблины. Пиррова победа
Шрифт:
— Нет, не исключительно из-за денег, — собравшись с мыслями, глухо ответил Крутов. — Хотя деньги тоже имели место быть. Но здесь я просто по мере сил возвращал свое. То, что мне государство недоплатило. Вот только вдаваться в детали и нюансы, извини, не буду. Всё равно не поймешь. И не потому, что глупый, — просто устроен иначе… Да и не хочу я тебе ничего объяснять, если честно.
— Что же это за нюансы такие, когда против своих идешь? Причем осознанно идешь? По-подлому идешь?
— Своих?! — горько переспросил Женя. — Мои, Андрюх, они почти все в горах остались. Вон, еще один, — он кивнул в сторону кровати,
Крутов отставил наполовину разобранную половицу, под которой уже вполне угадывался впрессованный в бетонный пол кубик тайника, и, давая себе небольшую передышку, устало прикрыл глаза…
…Первые числа февраля 2000 года. Аргунское ущелье. Сумерки угасающего промозглого дня. Снег?
«Хоть убей не помню: шел ли тогда снег?…»
…Зеча, Бугай и Курт не то чтобы сторонились схватки. Просто возвращались они с поиска, и не их была сейчас эта война. Да и проходила она на другом фланге: на вершине пологого холма, а не в низине, где залегли они.
Нет, Бугай, конечно, как водится, малость пораздувал ноздри. Но когда они увидели перед собой духовские спины в заношенных зимних афганках, стало ясно: «Всё! Их отрезали!» Бой медленно удалялся от проселочной дороги куда-то за пологий перевал. Похоже, именно там духи и продолжили преследовать федералов. Попробуй теперь догони!
Скорее из-за тупой безысходности, нежели сообразуясь с необходимостью, все трое продолжили спускаться ниже дороги — в сторону одинаковых колонок, зеленеющих на фоне грязного снега. Кладбище.
Первым, помнится, опомнился Зеча:
— Твою мать! Там же аул! Значит, духи. Назад. Обходим справа.
— Куда, мудак, обходим? — зло сплюнул Курт. — Вы, конечно, как знаете, а я…
Договорить ему не дал Бугай:
— Стой, падла! Куда? Ты что — к ним?
В ответ Курт сначала покрутил пальцем у виска, а потом показал на распоротое осколком колено:
— Всё, блядь. Приплыли.
Он остановился и достал из «лифчика» два рожка. Один повертел в руках и досадливо зашвырнул в снег — пусто. Другой кинул под ноги Бугаю со словами: «…там еще штук пять-семь вроде как». После чего положил автомат на снег и, спружинив, скатился с последней кручи, отделявшей дорожную насыпь от кладбища, тянувшегося вдоль ложбины.
Бугай с Зечей замерли: откуда-то снизу, по противоположному краю кладбища, там, где белели несколько крестов, меж мусульманских колонок осторожно продвигался дух с огненно-рыжей бородой. В быстро сгущающихся сумерках борода эта выделялась особо. Почти сразу Бугай с Зечей увидели и Курта. Он ковылял словно
Бугай залег на краю дороги, вставив в свой автомат куртовский рожок. Зеча на одном инстинкте самосохранения пытался даже не отойти, а «отодвинуть тело»: куда-то вправо, вверх по дороге.
Но ни тот, ни другой не успели…
Сначала им показалось, что Курт поднимает руки. Еще бы секунду, и от щедро отсыпанных пяти его патронов остались бы одни дымящиеся гильзы. Но Курт обогнал события: правой рукой он достал «фэшку», потом еще что-то, секундно замешкался и в падении швырнул гранату в сторону рыжебородого.
Не достал. С рыжебородого слетела лишь неглубокая баранья шапка, оголив лысеющую голову. Сам Курт лежал навзничь, будто бы продолжал что-то держать и в левой руке, для надежности подобрав ее под себя.
Рыжебородый с колена всадил полрожка. Всадил зигзагом: так, чтобы захватить и залегших у дороги. Наверное, нервничал, потому что в итоге лишь скосил придорожные наросты засохшей грязи метрах в четырех от Зечи. Потом вдруг спохватился, сообразив, что и сам он сейчас на мушке у федералов.
Как он исчез, ни Зеча, ни Бугай не видели. А вместе с медленно спадающей взвесью из грязного снега и желтовато-песочного грунта на дорогу надвигались последние призрачные минуты перед полной темнотой. И тогда Зеча…
Нет, он даже не скомандовал, он просто тупо произнес: «Берем!», и скатился с дороги туда, где лежал Курт. Так что Бугай даже не успел вскрикнуть: «У него под мышкой вторая…»
Здесь, на месте, выяснилось, что в тело Курта впились несколько своих же осколков, а брошенная им граната срикошетировала от колонки. Теперь ее, некогда ярко-зеленую и заметную метров со ста, было уже не различить. Но Бугай оказался прав: в подогнутой руке Курт действительно сжимал вторую гранату и рука эта разжималась на глазах. Так хотел сам контуженый Курт.
А к кладбищу тем временем спускались несколько духов, с гиками шумно хрустя подмороженным хворостом. Вероятно, их кликнул рыжебородый. Правда, и со стороны «обнадеживавшей» дороги послышался хрумкающий в снегу топот десятка ног.
Зеча, наконец, разжал руку Курта, и еще одна граната опрокинула колонку. Затем Зеча помог Бугаю закинуть длинное тело товарища на плечо.
На спасительную дорогу они взбирались уже в кромешной темноте…
«И все-таки снег в тот вечер шел! Густой, липкий и теплый. Как кровь», — неожиданно отчетливо вспомнил Крутов, с усилием разлепляя веки и возвращаясь в реальность. В очень хреновую, надо сказать, реальность.
— …И все-таки я не понимаю, Женька! Ни хера не понимаю! — с отчаянной тоской заговорил Мешечко, увидев, что Крутов пришел в себя. — Как же так, а, дружище?! Ведь ты же — мент!
— Мент — это ты, Андрей. А лично я в этих ваших играх — пассажир случайный.
— Это как прикажешь понимать? — оскалился Мешок.