Год активного солнца
Шрифт:
Я подношу рюмку к губам.
Водка обжигает гортань. Я ставлю рюмку на стол, беспричинно и блаженно улыбаясь.
Саша, откинувшись на спинку дивана, сосредоточенно смотрит в потолок. Интересно, о чем ой думает? Во мне зашевелилось праздное любопытство.
— Минуточку! У меня где-то должен быть апельсин, — хлопнул себя по лбу ладонью Саша.
Апельсин роскошный, но вкус у него похуже наших аджарских.
Саша снова разливает водку. Я не отказываюсь. Безотчетная жажда вдруг овладевает мной.
— Ты влюблен в кого-нибудь? — неожиданно спрашивает
Я, признаться, даже растерялся. Беру в руку рюмку и гляжу в окно.
— Ты когда-нибудь любил? Ну так, чтобы каждое расставание было горьким до слез?
Он опять наполняет рюмку и держит бутылку на весу, ожидая, пока я выпью.
Я пью. Саша тут же наливает мне. Водка с бульканьем льется в узкую тонконогую рюмку.
Энергия так и хлещет через край. Мной овладевает сладостно-праздничное настроение. На сердце делается легко.
Саша о чем-то задумался. Одно из двух: или он забыл о своем вопросе, или же попросту не интересуется моим ответом.
Молчание.
Тонкая нить мелодичной музыки натянута в комнате.
— Счастливо, Саша, я пошел.
— Выпей на дорожку! — не поднимая головы и не глядя на меня, говорит Саша.
В моем номере темно. Я нашариваю рукой выключатель. Чуть поколебавшись, вспыхнул дневной свет и залил всю комнату.
Я быстро раздеваюсь и вхожу в ванную. Горячая вода даже в жару прекрасно охлаждает меня. Потом я тушу верхний свет и зажигаю торшер. Слабый розоватый свет поплыл по комнате.
В одиночестве мною овладевает странное состояние — я никак не могу понять, радостно мне или же грустно. Видно, и то, и другое настроения тесно переплелись во мне.
Я долго бессонно ворочаюсь в постели. Хочу думать об Эке и впервые ощущаю, что больше не люблю ее. Неужели можно вот так легко охладеть к любимой женщине? А может, я никогда и не любил ее? Может, это было просто сильное влечение друг к другу, которое со временем иссякло и выхолостилось?
Даже мысль о том, что за мной сейчас кто-нибудь следит, неприятна мне. Подслушивание и записи разговоров — вчерашний день. Может, в эту вот минуту кто-то, сидя у хитроумного прибора, без стеснения наблюдает, как я ворочаюсь в постели. Настроение у меня окончательно портится. Я утыкаюсь лицом в подушку и уже почти не сомневаюсь, что за мной следят. Кого-то интересует, чем занимается советский физик в укромном номере отеля. Беспокойство прочно овладевает мной. У меня ощущение, что я не один в номере и лежу где-то на съемочной площадке перед всевидящим глазом кинокамеры… Что же будет потом, когда научатся читать мысли? Нет, воистину, нас ждет кошмар…
— Какое место занимает физика в нашей жизни?
Я чувствую, как нравится собственный вопрос парню с нагловатыми глазами. Красные щеки так и пышут самодовольством. Он выжидательно поигрывает авторучкой и улыбаясь смотрит на меня. Я допустил непростительный промах, выставив на стол бутылку шампанского. Теперь уже некуда деться — придется выпить с ним
На кухне хлопнула дверь. Видно, Эка вышла из ванной и, по обыкновению, сушит волосы полотенцем.
— Эка! — зову я.
— Что, Нодар?
— У нас гость.
— Я сейчас выйду.
«Сейчас» тянется целых пять минут.
Я курю и жду, когда наконец появится Эка. Нагловатый корреспондент уверен, что это его вопрос заставил меня задуматься, и терпеливо ждет, когда я соизволю ответить. Теперь взгляд его настойчиво прикован к двери, в которую должна войти Эка.
— Эка, наш гость — корреспондент газеты, и он хочет меня проинтервьюировать.
Корреспондент встает, готовясь протянуть руку для рукопожатия.
Несомненно, появление Эки произвело на него большое впечатление.
— Очень приятно, — вежливо улыбаются Экины губы, но в глазах ее затаилась горькая печаль. Пожать руку корреспондента ей даже не пришло в голову.
Некоторое время корреспондент стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу, а потом как ни в чем не бывало вновь присел на свой стул.
— Разрешите курить? — Не дожидаясь ответа, он вытягивает сигарету из пачки, брошенной на стол. Он неумело чиркает спичкой и, не затягиваясь, выпускает изо рта клубы дыма. Видно, он вообще не курит, только балуется изредка, а может, следует моде.
— Ты знаешь, о чем он меня спросил? — говорю я Эке. — Какое, мол, место занимает физика в нашей жизни…
— Какое место занимает физика в жизни современного человека? — спрашиваю я у Мамуки Торадзе.
— Отныне все последующие столетия безраздельно принадлежат физике!
Меня раздражает самоуверенный и категоричный тон Мамуки Торадзе.
— Ты абсолютно убежден в непререкаемости своего утверждения?
«Непререкаемость утверждения» я густо посыпал солью иронии.
Как правило, Мамука Торадзе прекрасно чувствует иронию, но виду не подает. Он ловко увертывается от удара и стремится не выпускать из рук бразды спора.
— Абсолютно. Мы изучаем микрочастицы вселенной в метагалактике в пределах восемнадцати миллиардов световых лет. Ты физик и прекрасно можешь представить себе грандиозность этих пределов, превосходящих самую необузданную фантазию.
— А вот Руставели изучал человеческий дух, у которого вообще нет никаких пределов.
Глаза Мамуки внимательно изучают мою физиономию. Гия попеременно смотрит то на меня, то на Мамуку. Он наверняка чувствует, что сегодняшний спор добром не кончится.
— Может, сходим в кино?
Я не обращаю на Гиины слова никакого внимания и в свою очередь бесцеремонно разглядываю лицо Мамуки. Увы, задеть его стальные нервы — задача не из легких.
— Без Руставели человечество как-нибудь проживет. Девяносто девять процентов населения нашей планеты вообще не читали Руставели и, представь себе, прекрасно без него обходятся. А вот без энергии человечество не сможет прожить и дня. Человеку требуется энергия, и чем дальше, тем больше энергии ему нужно.