Год активного солнца
Шрифт:
— Что с тобой?
— Ничего, устал.
— Вчера вечером пил?
— Десять дней ни капли в рот не брал.
Тренер удрученно покачал головой:
— Иди в душ. Без меня не уходи, дождись внизу.
Отар долго стоял под душем. Было жарко, но горячая вода доставляла удовольствие. Когда он оделся и вышел, тренировка уже закончилась. Боксеры спешили в душевую.
Дядя Миша и тренер ватерполистов Владимир, которого все звали Вовой, уже собрались. Отар пригласил их на пиво. Тут же, на набережной, они свернули к уставленной бочками
— Ты по-прежнему работаешь на студии? — спросил Вова.
— Да.
Вова засмеялся.
— Чего ты смеешься?
— Я удивляюсь, как тебе не надоело тренироваться. Пятнадцать лет вожусь я с ватерполистами, хочешь — верь, хочешь — нет, но последние семь лет я не спускался в воду. Если кто-нибудь предложит, я ему, кажется, шею сверну.
Отар расхохотался.
— Ты врачу не показывался? — неожиданно спросил дядя Миша.
— Врачу? — вздрогнул Отар.
— Да, врачу. Сходи на всякий случай, проверься. Что тебе стоит? Не нравится мне твоя бледность. Я уже в третий раз замечаю…
Отар незаметно положил на тарелку поднесенный ко рту кусок.
В приемной профессора на стульях вдоль стены сидели больные. Отар, прислонясь к косяку окна, рассматривал их изможденные пожелтевшие лица. Как он отличался от них!
Он не испытывал ни страха, ни волнения, не представлял себе, что у него могут найти что-то серьезное. Просто ему был неприятен тяжелый, пропахший запахом лекарств воздух и понурый вид больных. Цветущему атлету было почти совестно находиться здесь. В стекле шкафа он увидел собственное отражение — на него смотрел красивый, здоровый молодой человек, непохожий на этих худых, с запавшими глазами людей. Больше всех разговаривала молодая женщина, сопровождавшая одну из больных. В разговоре она все время старалась подчеркнуть, что больна не она, а та седая, что сидит с ней рядом.
Отворилась дверь. Заметив Отара, старый профессор направился к нему, поздоровался за руку и сказал:
— Вас я приму последним.
Он вышел в другую дверь и через некоторое время снова вернулся в кабинет.
Отару надоело созерцать больных, он уставился в окно, задумался и не заметил, как опустела приемная… Профессор выглянул в дверь:
— Прошу вас!
Отар живо повернулся, вошел в кабинет и сел у стола на указанное место.
Его внимание привлек больной старик. Совершенно голый, он сидел на покрытой белой простыней кушетке и собирался одеваться. Старик поражал худобой. На впалом животе выделялся торчащий пупок. Отару показалось, что пупок похож на кнопку, накрепко пришпилившую к позвоночнику кожу ввалившегося живота.
Профессор, не произнося ни слова, дожидался, когда больной оденется и уйдет.
Отару Нижарадзе не поправилось его молчание.
Наконец они остались одни.
Отар взглянул профессору в глаза, пытаясь вычитать в них все, что тот мог сказать. Чувствовалось, профессор затруднялся начать разговор.
— Где вы работаете? — неожиданно спросил
Отар понял, что профессор не знает, как перейти к главному.
— В экспериментальной киностудии.
— Чем вы там занимаетесь?
— Я редактор сценарного отдела. — Отар опустил слово «старший». Ему всегда казалось, что в разговоре оно оставляет впечатление хвастовства.
Профессор встал, прошелся по кабинету, остановился у окна и посмотрел во двор.
— Вы женаты? — спросил он, не отрывая глаз от окна.
— Нет. Но у меня есть невеста, которая скоро станет моей женой. Имею ли я право жениться?
Напряженный голос молодого человека заставил профессора вздрогнуть. Он круто повернулся и, пряча глаза, сел за стол. Все стало ясно.
— Что со мной? Я должен знать все, так будет лучше. — Отар старался сохранять спокойствие.
Профессор продолжал молчать. Когда он ознакомился с анализом крови Отара Нижарадзе, то ужаснулся до глубины души.
— Не скрывайте ничего, профессор. Я готов к самому неприятному.
— Скажу, все скажу! — заволновался профессор. — У вас обнаружены признаки белокровия.
Будто кто-то невидимый вонзил когтистую лапу в грудь Отара и вырвал сердце, а в образовавшуюся пустоту хлынул леденящий холод.
— Я не говорю, что окончательный диагноз — лейкемия, но симптомы явные. Вам, вероятно, придется поехать в Москву. У меня там есть большой друг, видный специалист как раз в этой области. Я попрошу, чтобы он отнесся к вам с особым вниманием. Возможно, что я ошибаюсь.
— Вероятность ошибки почти исключена, профессор, не так ли?
— В общем-то да… Но, как вам сказать, непогрешимых людей нет…
— Все понятно. — Отар поднялся.
— Приходите в понедельник, точно в это время, я вам назначу курс лечения.
— Всего доброго, профессор.
— Мне еще кое-что нужно сказать вам! — задержал его профессор.
Отар обернулся. Профессор явно не находил слов, но в конце концов выдавил:
— Если вы хотите, мы можем перевести вас на инвалидность…
Отар тряхнул головой, не обманывает ли его слух, и вдруг на него напал смех. Профессор оторопело глядел на хохочущего пациента.
— На инвалидность, говорите? Весьма признателен вам, профессор. — Отар твердым шагом направился к двери. На пороге будто заколебался, закрыл приотворенную дверь и вернулся к столу.
— Сколько лет я еще проживу?
— Молодой человек, вы не должны терять надежду…
— Я должен быть готов к самому худшему. Год? Два? Три?
— Может быть, и три… Вполне возможно. Болезнь началась совсем недавно, и поверьте, у вас нет оснований терять надежду.
— Всего доброго, профессор.
Отар Нижарадзе лежал на постели, уставясь в одну точку. Было жарко. Он встал, включил вентилятор и распахнул окно.
Комнату заполняли книги. На письменном столе в беспорядке валялись рукописи, ручки, чистые листы бумаги, карандаши, резинки.