Год Барана. Макамы

Афлатуни Сухбат

А потом Принцесса привыкла. Привыкла к запаху ржавчины и мочи, к мозолям. К надписи “Сыктывкарский завод спортивного инвентаря”, которая стала ей как родная. Даже удивлялась, как жила без этого. Учиться стала лучше. Ее освободили от физкультуры. Всех, кто имел пояс, освобождали и записывали в спецгруппу, которой не было. Вместо физкультуры они курили, хотя она не курила, а просто смотрела на дым. Мальчик, которого она все еще любила, окончил школу, ушел в армию, занял там первое место и сломал колено. Об этом он писал из армии. Но не ей.

“Напрасно

ждешь. — Подружка пускала ртом серые обручальные кольца. На нее тоже хотели нацепить пояс, но мать купила ей справку. Один раз призналась, что у нее уже было это. “И... как?” —спросила Принцесса, чувствуя, что пояс становится ледяным. Подружка улыбнулась. Потом расплакалась: “Лучше бы... лучше бы на мне был пояс”.

В институт Принцесса не поступила. Села решать тесты и не смогла. Пояс давил на все, даже дышать было тяжело и неудобно. Думать вообще не получалось. И провалилась.

Пришлось в училище. Поступила, отнесла туда ключ от пояса, ключ приняли, отметили в журнале, пожелали учиться на хорошо и отлично. “Ду-у-ра, — сказала ей подруга. — Ну ты и дура! Надо было по дороге копию ключа сделать!”. Разочарование в физических отношениях у подруги уже прошло, она стала одеваться, начались мальчики. А Принцессу с ее поясом определили в спецгруппу, которой снова не было, были сигареты на заднем дворе, но она не курила, только смотрела, и снова из-за пояса. Ей казалось, если пояс, то нельзя. “Ты — кусок льда”, — говорила ей подруга.

Она не была куском льда. Просто все еще любила того, из восьмого “Б”. Ради которого целовала бумагу половой краской. Из-за которого носила этот пояс, который был ей уже тесный, а где на размер побольше меняют? А тот уже вернулся из армии, она его издали видела, даже помахать хотела.

На третьем курсе их забрали на хлопок. Думала, с поясом ее оставят. Нет, наоборот, говорят, гарантия, что вы там дров не наломаете.

На хлопке было весело. В бараке играл магнитофон. Иногда ребята, парни, приходили, хотя было запрещено, потому что ребята, понятно: сначала хорошие слова, потом сразу руки. Но Принцесса дала понять, и к ней не лезли, а что сгущенкой из-за этого не угощали, не надо, не умрет.

Только один раз, когда плов готовили, был один парень, она чувствовала, что ему нравится, и он тоже к ней подошел. Когда готовили, только смотрел, а когда все съели, то осмелел. Привет — привет. Вначале все шло нормально, они сидели над арыком и разговаривали как люди. Солнце садилось, она мерзла, было приятно, что рядом что-то теплое и нормально разговаривает. Жаль, что парни не могут просто разговаривать, им всегда еще что-то нужно. Начались губы. Она лицо отвернула, а он губами в затылок, в шею, куда попало. А это уже стыдно. Оттолкнуть неудобно, подумала: расскажу о поясе, может, уладится. И рассказала.

“А я знаю, — сказал он дыша. — У нас пацаны их без ключа открывать умеют, специалисты”.

“Как без ключа?” — испугалась Принцесса.

“Просто. Чик! Хочешь, узнаю”.

“Не надо...”

Он помолчал. Сплюнул в арык, розовый

от вечернего солнца, от плевка пошли круги.

“Поцеловать в губы хотя бы дай... Намордник же на тебя не надели!”

Принцесса представила себя в наморднике и заплакала.

Солнце село, вода в арыке погасла. Парень ушел, оставил на ней свой чапан. Наверное, ходит сейчас по полям, обижается.

Ночью приснился баран. Большой, теплый, надежный. Гладила его, греясь, потом стало больно. Проснулась, еще темно. Проверила рукой пояс. Все на месте, но страшно.

Вернувшись с хлопка, сразу под воду, терлась квадратным куском мыла. Вошла мать. Сказала, что за полотенцем, а сама на пояс:

— Не жмет?

— Жмет.

— Вот ты и выросла.

Глаз прищурила, наверное, сейчас что-то скажет.

— Да, мы тебе тут жениха присмотрели.

Вышла и полотенце не взяла.

Принцесса вылила на себя еще одну кружку воды. Кружка выскользнула из рук и загремела по плитке.

Потянулись предсвадебные дни. Конечно, жених оказался не тот, кого ждала, ради кого железку таскала. Попробовала открыться матери. Что она все еще того, из 9 “Б”. Мать удивилась. “У вас с ним... что-то было?” Принцесса помотала головой. “Я его люблю!” — “А он тебя... тоже?” Пришлось признаться, что не знает... Не было возможности узнать... Мать повеселела: “Вот видишь! А Тахир тебя любит”. — “Но он же меня не видел!” — “Как не видел? Помнишь, мы в прошлом году с тобой ходили...” Она поверила матери, что он ее видел, мать в серьезных вещах редко обманывала.

Перед загсом по закону сказали надо проверить здоровье. Сдать мочу и кровь. Мать ходила с ней по врачам, заносила конфеты. Принцессу признали годной.

Оставалось только ключ из училища взять. Ей даже справку из загса дали. Что студентка — прочерк — вступает в законный брак и ключом теперь будет заведовать законный муж гражданин — прочерк. Мать хотела сама пойти в училище, заодно коробку конфет отнести, чтобы к Принцессе хорошо относились. Только от свадебных забот у матери подпрыгнуло давление, в больницу увезли, оттуда на второй день прямо в халате и тапочках сбежала, но про училище уже не помнила, вылетело от переживаний. А по программе невеста должна жениху в первую ночь ключ преподнести на тарелочке с конфетами и парвардой. А дальше пусть жених уже сам с этим ключом что хочет делает, хотя у женихов в такой момент тоже своя программа, но это уже природа.

А тут завуч ей сам на перемене навстречу, в очках, убеленный сединами. “А, замуж?! — говорит. — А учеба как же?” — “Справлюсь”. — “Все вы обещаете справиться… Потом как родите — и поехало”. Принцесса протянула справку из загса. Завуч прочитал, сложил — и в карман. “Зайдешь в четыре часа”, — сказал он.

В четыре не смогла, сказали, занят.

В полпятого встала, чтобы уйти. Не ушла.

В пять дверь открылась: “А, еще тут?”

Зашла. Он дверь закрыл и смотрит.

“Что стоишь? — Ключом болтает. — Снимай колготки. Я должен убедиться”.