Год Дракона

Давыдов Вадим

– После всего, что я о нем писала, – он может согласиться? Простите, ваше величество…

– Он уже согласился, пани Елена, – мягко улыбнулась королева, и Елена снова удивилась, – какая все-таки чудесная улыбка у этой женщины. – Дело теперь за вами.

– Каким образом?!

– Мы с его величеством попросили его об этом. Мы полагаем, что настало время ему выйти из тени на свет. Потому что он очень светлый человек, пани Елена. И вы лучше, чем кто-либо другой, сможете это увидеть и объяснить.

– Я… мы имеем в виду одного и того же человека? Или речь о ком-то другом?!

– Именно о нем. Другого я не знаю, – спокойно сказала Марина. И легонько дотронулась до руки Елены: – Я

не думаю, что нам стоит слишком долго говорить о нем без него самого. Поверьте, дорогая, – никто лучше, чем он сам, не умеет ничего говорить…

– Он разве умеет разговаривать? Я полагала, что он умеет только давить…

– О, нет, – покачала головой Марина. – Нет-нет… И вы знаете это. Вы защищаетесь. Я понимаю вас, дорогая. Если хотите…

– Разумеется, я согласна.

– Вы не будете против, если я позову его?

– Сейчас?!

– Ну да, – пожала плечами Марина. – К чему откладывать дело в долгий ящик?

– И вы поэтому пригласили меня сегодня?

– Вы обиделись? – участливо-встревоженно спросила Марина, снова дотрагиваясь до ее руки. – Ради Бога, мы хотели…

– Нет-нет. Просто… Это несколько неожиданно.

– Конечно. Но ведь вам интересно?

– Безумно, – просияла Елена. – Безумно, ваше величество. Вероятно, мне следовало давно попросить вас походатайствовать перед ним…

– Ну, вряд ли он согласился бы на это раньше, – Марина, улыбаясь, смотрела на Елену.

– А что изменилось?

– Многое, дорогая. И я думаю, вам лучше будет узнать об этом от него самого…

Королева подняла висевший у нее на шее предмет, оказавшийся чем-то вроде пульта управления, оформленным под кулон, за который его и приняла сначала Елена, и нажала на кнопку. И встала. Поднялась и Елена…

Он вошел в королевскую библиотеку, и Елена опешила. Она никогда раньше не видела Майзеля, – вообще никогда. Конечно, она слышала о нем очень много. И откровенных глупостей, и вещей, более или менее похожих на правду. И знала, как относятся к нему люди, – особенно в Праге. Ее это не то чтобы злило, – удивляло. Сама она никакого пиетета к этому персонажу не испытывала, тем более заочно. К тому же для нее он был всегда абсолютно недосягаем. Словно парил в небе… О, нет, Елена отнюдь не воображала его эдаким пузатым буржуином с окровавленным топором, восседающим на огромном мешке с золотом, но… Она знала, как его называют и за глаза, и в глаза, – Дракон. Что-то в нем такое имелось… Майзель был жутко красив – именно жуткой красотой едва ли не на грани уродства: крупные, явно семитские, черты не смуглого даже, а словно опаленного потаенным внутренним пламенем лица, огромные уши, – еще немного, и он был бы похож на карикатуру на самого себя. Черные блестящие, зачесанные назад, крупно вьющиеся густые волосы, даже на вид жесткие, как проволока, высокий лоб… И он был значительно моложе, чем она могла подумать, – для человека, который за такой короткий срок столько всего натворил: ее ровесник, быть может, чуть старше, и уж в любом случае он принадлежал к ее поколению. Вдобавок он был такого роста, что Елена едва доставала ему макушкой до плеча.

Одежда его поразила Елену едва ли не сильнее, чем все остальное. Высокие, до зеркального блеска отполированные полуботинки из толстой кожи с квадратными носами, каких уже сто лет не носили, узкие брюки, длинный, едва ли не до колена, не то плащ, не то пиджак с тремя разрезами, взметавшийся при каждом движении, как крылья, «английским» воротником и полудюжиной пуговиц, сорочка с V?образным вырезом у горла, обтягивающая, словно резиновая, мускулы торса, – и все это из какой-то тускло поблескивающей ткани цвета вороненой стали, легкой и движущейся на складках, как ртуть.

Это было не просто не

модно – это было вообще не здесь и не сейчас. Вот это да, промелькнуло в голове у Елены. Надо же, какое изысканно продуманное единство формы и содержания…

Разумеется, это был вызов. Вызов – всем сразу. Нет, не эпатаж разбогатевшего на грабеже соотечественников комсомольского вожачка районного пошиба. И не кривлянье увешанных папуасским побрякушками таких размеров, что никому и в голову не придет, что они настоящие, безголосых попрыгунчиков из Санта-Барбары, с тренькающими непроизносимыми кличками, наполнявшими своей какофонией эфир – где угодно, но только не здесь – нет, отнюдь. Вызов – но совсем другого масштаба. Господи Боже, рассердилась на себя Елена, о чем это я думаю?! Стыд-то какой…

Он заметил ее мгновенное замешательство и улыбнулся. Нет, не торжествующе-снисходительно, но… Боже, какие великолепные зубы, а пасть, – и правда, как у дракона, мысленно усмехнулась Елена. И нахмурилась, – опять я?!.

Майзель остановился в нескольких шагах от женщин, выжидательно наклонив голову набок. Марина сделала приглашающий жест:

– А вот и наш долгожданный пан Данек собственной персоной… Здравствуй, дорогой, – Марина протянула руку для поцелуя.

Надо же, хмыкнула про себя Елена, они даже не собираются скрывать от меня, что отношения у них… неформальные. Ну, ладно, примем это, как аванс…

Майзель приблизился, приложился к королевской ручке и повернулся к Елене. Что за глаза у него, зеленущие и сверкают, как у черта, просто гамма-излучение какое-то, с раздражением подумала Елена. И протянула ему руку так, чтобы он при всем желании не смог изловчиться ее поцеловать:

– Елена Томанова. «Пражское Время»… – у нее был приятный голос, насыщенный по тембру и неожиданно глубокий.

– Ну, не только «Пражское Время», – шевельнул бровями Майзель. – Я регулярно читаю вас, пани Елена. Наслышан, польщен и несказанно рад знакомству, – он по-кавалергардски поклонился, и глаза его снова сверкнули, словно обожгли.

Ах, вот ты какая, подумал он, да фотографии все просто выбросить к бениной матери… В жизни Елена выглядела прилично моложе своего возраста, пожалуй, лишь взгляд ее был уж слишком резким и спокойным. Взгляд, к обороне готовый, юные женщины так не глядят, вспомнил Майзель. И глаза у нее были такие яркие и такие голубые, что у него кровь застучала в висках. Мягкие волосы с лунно-золотистым отливом собраны и приподняты в прическу, чуть-чуть вытянутый овал живого, подвижного, нежного лица, высокая шея, перехваченная бархатной ленточкой с медальоном, четкие брови и длинные, умело и ненавязчиво подкрашенные ресницы, тонкие крылья носа, пожалуй, несколько длинноватенького, чтобы счесть его совсем уж безупречным, – впрочем, так даже интереснее и куда ближе к жизни, улыбнулся про себя Майзель, – и аккуратные маленькие руки с длинными музыкальными пальцами и красивыми, коротко подстриженными, ухоженными ногтями… Пристрелите меня, если этой женщине тридцать пять, подумал он. А фигурка-то, черт возьми, просто слов нет. Да-а, породу не спрячешь…

Конечно, он сделал на нее стойку. Даже не стойку, а… Она была именно такая…

Нет, это невозможно, подумал Майзель. Этого просто не может быть. Потому что так не бывает. Эй, Ты, как там тебя… Партнер… Ты что это там такое удумал, а?!.

Он смотрел на нее так долго, что это уже начинало выходить за рамки приличия. Похоже, королева тоже заметила это… Елена, улыбнувшись, пришла ему на помощь:

– Что, я слабо соответствую вашему представлению о злобной фурии-щелкоперке?

– Не больше, чем я – вашему представлению о кровожадном людоеде, – незамедлительно отпарировал Майзель. – Не знаю, как вы, а я этому рад.