Год дурака
Шрифт:
— Вы уверены, что это необходимо? Мой изначальный макияж был неплох.
— Он не подходит для съемок.
— Но я получаюсь какой-то невзрачной…
— Мне лучше знать, — отрезала гримерша.
Я посмотрела на ее грубое скуластое лицо и усомнилась. Да еще это платье… оно было серое, а мне не шел серый. Оно меня полнило. Зачем вообще его на меня нацепили, если я пришла в таком миленьком наряде?
— Готово.
Меня выставили в коридор, где я проторчала около часа, глядя на заурядную пыльную улицу за окном. Люди так заворожены телевидением…
— Выходите, когда услышите ваше имя.
Ожидая, я едва понимала, о чем говорят в студии. В желудке громко урчало. Наконец назвали мое имя, и на негнущихся ногах я вышла и села на красный диван, скованно улыбнувшись ведущему. Его звали Сергей Монахов. Я видела его по телевизору. Он говорил с такой скоростью, что, наверное, смог бы связать шаль, используя язык вместо крючка.
— Здравствуйте, София!
— Здравствуйте, — я нерешительно посмотрела на присутствующую в зале публику. Среди редких хлопков послышались смешки. Я понимаю, что зрители оживляют шоу, но участникам они мешают.
На большом экране на стене позади красных диванов продемонстрировали запись моего знакомства с Александром и последующего душераздирающего свидания с ним же. Пока шло видео, я раздумывала, какую бы позу принять, чтобы выглядеть менее толстой. Это правда, что камера визуально добавляет пять килограммов? Тогда конец мне.
Экран погас, и ведущий развернулся к зрителям:
— Напоминаю, что тема нашего сегодняшнего шоу «Любовь по-русски» — почему русские женщины позволяют мужчинам унижать себя.
— Что? — беззвучно прошептала я, поднимая глаза на Монахова. — А как же конкурс?
— Послушаем комментарий психолога, — игнорируя меня, Монахов передал микрофон женщине в ярко-малиновом костюме.
— Артемида, психолог, — представилась она. — Первое, что привлекает внимание: легкость, с которой девушка дает согласие на встречу с сомнительным мужчиной, увиденным ею впервые в жизни…
— Но люди всегда видят друг друга впервые, когда знакомятся. И он не казался сомнительным, — возразила я, но из-за отсутствия микрофона меня едва ли кто-то услышал.
— Далее она позволяет вовлечь себя в неприятную ситуацию, покорно принимает грубость. Все это очевидные проявления наличествующего у нее комплекса жертвы.
— То есть, Артемида, вы хотите сказать, что она сама выбирает таких мужчин, которые будут с ней грубы? — невинно осведомился Монахов.
— Именно, — Артемида закивала, плотно сжав губы. — Либо же подсознательно провоцирует их на неадекватное поведение.
— Артемида, как вы считаете, является ли возможным для нашей героини построение благополучных отношений с мужчиной в будущем?
— Конечно, нет.
Почему бы сразу не сказать, что я сдохну в одиночестве, в приюте для нищих, с ампутированными ногами? С какой вообще стати эта женщина решила, что может рассуждать о моем будущем?
— Дайте мне микрофон, дайте микрофон! —
Монахов оглох так удачно, что слышал всех, кроме меня, и микрофон переходил в чьи угодно руки, кроме моих. Каждому было что сказать.
— Вы знаете, я не думаю, что это «комплекс жертвы». Все проще. Посмотрите на нее — женщина за тридцать. Конечно, она готова на все.
— Профессиональная сваха ей поможет. Хотя, не факт.
— У нее низкая самооценка, причины которой нужно искать в детстве. Соня, скажите, вы были хуже всех остальных детей?
— Это естественный отбор. Она никому не нужна. Ее гены умрут вместе с ней. Не стоит плакать об этом. Это жизнь.
— Я экстрасенс и с уверенностью заявляю, что на ней венец безбрачия, надетый очень могущественной ведьмой, которую ей следует искать в своем ближайшем окружении.
Они говорили, и говорили, и говорили, и говорили. Гудели, как рой злобных ос.
— Замолчите! — закричала я. — ЗАМОЛЧИТЕ!
К моему удивлению, Монахов на этот раз поддержал меня, добавив к моим воплям свои. Мы почти не успели охрипнуть, а в зале уже наступила тишина. Наконец-то я получила микрофон.
— Люди, послушайте, я нормальная! Если бы я искала себе плохого мужчину, поверьте, я бы давно его нашла, потому что плохих больше, чем хороших. И если во время того несчастного свидания я не стала в истерике кататься по полу, так это не потому, что я не видела, как гадко он ведет себя, или что мне это нравилось! Я просто хотела сохранить достоинство, не дать себя расстроить, а затем уехать домой и забыть все, как страшный сон!
Я встретилась глазами с глазами Монахова и в его взгляде увидела понимание. Он был таким симпатичным человеком, с такой красивой прической. «Хотя бы один здесь нормальный, — подумала я. — Хотя бы один». А потом он раскрыл свой большой болтливый рот и начал вещать, обращаясь к студии:
— Наша героиня может не осознавать глубинных психологических проблем, разрушающих ее жизнь и отношения с мужчинами, но это не причина осуждать ее. Посмотрите на ее лицо, волосы и одежду. Она как цветок, увядающий до срока. Мы должны здесь, сейчас найти способ помочь ей, потому что без нашей помощи у нее просто нет шанса.
Его ладонь легла на мое плечо в заботливом, оберегающем жесте, но я стряхнула ее, как мерзкого тарантула. Какое ужасное место, ужасные люди. Если я и победила в конкурсе, то только за звание «Мисс Лох». Чувствуя, что вот-вот разрыдаюсь, я вскочила и побежала прочь — из студии, из здания, подальше от этой улицы.
Запыхавшись, я перешла на шаг, слишком расстроенная, чтобы отслеживать свой маршрут. Невнимательность всегда чревата, и через двадцать минут я была вынуждена признать, что не знаю, где нахожусь, а обстановка вокруг крайне подозрительная. Вот уж не думала, что в черте нашего города можно увидеть такое: облупленные заборы, покосившиеся одноэтажные домишки, колдобистые дороги, усыпанные битым стеклом. У дома в конце улицы паслась привязанная к колышку коза.