Год французов
Шрифт:
— Да, пожалуй. Я-то знаю лишь то, что он сам мне рассказывал. Как играл и для Муртоха Оге О’Салливана. Не знаю, правда ли, нет.
— Правда, — подтвердил Мак-Карти. — Я и сам об этом не раз слышал. Муртох — человек щедрый, далеко кошелек не прячет.
Сумасбродный, широкой души человек, быстрой чайкой носился он меж берегами Франции и Манстера. Наконец англичане схватили его и уготовили тяжкую смерть: его тащили на аркане за лошадью от Бийра до города Корка.
— Вот люди были, что он, что Арт О’Лири. С ними и кончилась ирландская
«Красив, щедр, храбр» — начертано на могильной плите О’Лири в Килкреахе. Его застрелил близ Макрума англичанин, которому приглянулась его лошадь. О’Лири не знал себе равных в бою, в минуты ярости любого сотрет в порошок, ни одна женщина не могла устоять перед его чарами, однако прославившую О’Лири элегию написала его жена.
— Может, ты и прав, — согласился Мак-Карти.
А может, подумалось ему, все эти герои — полунищие, но с гонором помещики, жившие, как Рандал Мак-Доннел, в грязи. Легенда же облагородила и прославила их.
— О знакомстве с Муртохом О’Салливаном всякому будет охота послушать, — сказал Лаверти.
— Вот бы О’Нил — арфист — и сложил песню, — буркнул Мак-Карти.
— За что ж ты беднягу О’Нила так невзлюбил?
— Невзлюбил, говоришь? Лучше его в Ирландии музыканта не сыскать было, а кончил он тем, что на кухнях господских усадеб играл джигу.
— Говорят, всякий раз, когда он приезжал в Гранард, он останавливался у советника Эджуорта, там его привечали.
— На кухне, — добавил Мак-Карти. И выпил разом полстакана виски. — Уж что-что, а господские кухни мне известны. Теснота. Подадут кружку пива, и на том спасибо.
— Как у Данфи, — вздохнул Лаверти. — Нам всегда последний черед.
В дальнем углу вдруг громко засмеялись. Как они упиваются россказнями этого бахвала из Гранарда! Вот он широко развел руки. На юге, в Гранарде и Лонгфорде, крестьяне толпой набрасывались на конных йоменов, цепляли пиками за поводья, стаскивали всадников наземь. И сейчас в праздной и хмельной беседе этот гранардский Одиссей рассказывал о своих приключениях. Люди сгрудились вокруг, на лицах — возбуждение и любопытство.
— Захожу в усадьбу господина Шо, в Небесный замок, ну, со мной еще человек восемь. Простите, говорю, что нарушил ваш вечерний покой, но дело в том, что Ирландской республике нужно оружие, пора чужаков с нашей земли в море сбросить. А они, значит, всей семьей в зале сидят, комната огромная, такой вовек не увидите, а их только трое: сам, жена да дочка, Анна, девушка тихая, скромная, сидит вышивает. А обставлена зала так, будто человек двадцать живет — столов, стульев столько, на стенах картины, шкаф большущий, доверху книгами забит. «Вы, — сам-то мне говорит, — большую ошибку совершаете». Не вижу, говорю, никакой ошибки, скорее наоборот. Ну, забрали мы у них три охотничьих ружья, мушкет да вот
— У нас в Драмшанбо оружия на целую армию хватит, — сказал кто-то из местных. — На усадьбе господина Форрестера, она у него Восход называется.
— Могло б это оружие и благому делу послужить, — заметил капитан.
Пастух пастухом. Его лишь подпоясали ремнем, сунули в руки пистолет и послали воевать. Такие люди Мак-Карти не в новинку. Со старых гравюр, что пылились в манстерских библиотеках и изображали эпизоды елизаветинских войн, на него смотрели те же лица, лица лесных разбойников.
Мак-Карти осушил стакан и положил руку на плечо Лаверти.
— Мне пора идти, Мартин. Домой тебе поможет добраться кто-нибудь из этих парней.
— Подожди! — испуганно произнес Лаверти, нащупал руку Мак-Карти, ухватился за нее. — Сейчас нельзя идти, Оуэн. Ночь, ни зги не видно.
— Скоро рассветет, — ответил Мак-Карти. — Помни, что я тебе говорил. Сиди в школе и никуда не выходи. Утром сюда придут повстанцы из Мейо и французы, а за ними вслед — английская кавалерия. Пощады от них не жди.
— Кто ж ходит ночью по дорогам, — пытался урезонить его Лаверти. — Я слепой и то не пойду.
— Хочу поскорее добраться до родных мест, — сказал Мак-Карти. — Мне бы перейти еще раз через Шаннон, да и на юг, в Керри, а вместо этого, дурак я, дурак, иду в Гранард.
— В Гранард! — изумленно прошептал Лаверти. — Ты и впрямь полоумный. Этот капитан только что оттуда, ты слышал, о чем он рассказывал. В Гранарде кровь льется рекой да головы направо-налево летят с плеч.
— В Керри ведет не одна дорога, — продолжал Мак-Карти. — И по сей день удача мне сопутствовала.
— Удача дураков не любит, — бросил Лаверти. — Боюсь, долго тебе придется до Керри добираться через Лонгфорд.
— Я и до Драмшанбо долго из Мейо добирался. На моих глазах восстание начиналось, может, на моих и закончится.
— Удача твоя вся в том, что ты пока зрячий да живой, — не сдавался Лаверти. — Воистину нужно быть дураком, чтоб самому в петлю лезть.
— Не бойся. Беда меня стороной обойдет. Получишь в один прекрасный день от меня письмецо из Трейли.
— Что толку его ждать. Даже если и получу, прочитать-то не смогу.
— Так у тебя в академии умники из умников, вот и прочитают тебе.
Мак-Карти высвободил руку из руки Лаверти и поднялся.
Тот подался вперед, хотел задержать, но Мак-Карти увернулся.
— Он что зверь дикий, милости не знает, — жаловался кто-то из местных на владельца Восхода господина Форрестера, — я-то не с чужих слов говорю. Сам у него землю арендую. Раз в три месяца он на кухне с нас подать принимает. Со всех в один день. Вот и выстраивается длиннющая очередь от двери по всему двору. В кухню он запускает поодиночке. Сам сидит за столом, а мы стоим, шляпы долой. Прознает, кто крышу новой соломой покрыл, — набавляет цену.