Год любви
Шрифт:
Внезапно тишину нарушил стук каблучков: кто-то взбегал по ступенькам. Стефан вскинулся и метнулся к порогу, на губах его уже играла улыбка. Пэнси стояла в дверях, яркая, как пламя. Она ворвалась в комнату и поздоровалась, не делая между Хлоей и Стефаном никаких различий.
– Ах вот как?! Значит, вы тут без меня веселитесь? Мне уйти или остаться? – Пэнси запоздало чмокнула Стефана в затылок, но, когда он потянулся к ней, уже отвернулась.
– Ну, конечно, оставайся! – сказали они ей.
– Не спрашивайте у меня, как все прошло, – приказала Пэнси. – Я не буду об этом
– Ты что, поехала в таком виде? – спросил Стефан.
На Пэнси была коротенькая юбочка – два ряда алых оборок, ее ноги в таком наряде казались просто бесконечными. Под облегающей голубой маечкой с люрексом на плечах четко вырисовывалась грудь. На веках тоже были блестки, а волосы Пэнси на лбу взбила торчком, а на затылке прилизала. Она выглядела как невинная девочка, изображающая шлюху, – невероятно соблазнительное сочетание. Стефан с трудом проглотил слюну, у него пересохло в горле.
– Конечно! Меня же не хранителем в Британский Музей приглашают. Или читать лекции по палеонтологии.
Хлоя не знала, где была Пэнси, но ясно было одно: ее мечты уже устремились за тесный оксфордский горизонт. В высказываниях Пэнси звучала лишь ласковая насмешка над академическим миром Стефана. Как только она заарканила своего оксфордского преподавателя, он уже был не в состоянии надолго ее удержать. По лицу Пэнси было заметно, что Стефан начинает ее раздражать. Но когда он заключал ее в объятия, она пока что сдавалась. Ее гибкое тело прижалось к нему, руки Стефана скользнули по ее спине к алым оборкам. Хлое стало понятно, что отчасти Стефан еще владеет своим сокровищем. Она резко отвернулась, вспомнив, что и ей его ласки доставляли удовольствие. Даже сейчас, после всего, что случилось, ей было неприятно представлять себе, что он делает то же самое с Пэнси.
– Нам пора, – хрипло проговорил Стефан.
Хлоя молча следила за ними. На лице Пэнси появилось такое знакомое, довольное выражение. Они пробормотали «до свидания» и пошли по гулкой галерее. Дверь, которая вела в комнаты Пэнси, торопливо захлопнулась.
В лице Хлои появилась решительность – это было что-то новое – и она села за письменный стол Мысли ее ненадолго задержались на Пэнси: Хлоя подумала, что Пэнси всегда будет именно так, как сейчас, идти по жизни. Она будет упорно, целеустремленно добиваться желаемого, потом, добившись своей цели, в полной мере наслаждаться достигнутым. А потом… потом ее внимание непременно привлечет еще что-нибудь, то ли другой любовник, то ли неизвестное дело. Пэнси всегда будет сопутствовать успех, в этом нет сомнений, ведь Пэнси всегда всего добивается. И ее на самом деле не волнует, что она оставляет за своей спиной разбитые человеческие судьбы.
Хлоя посмотрела на свою работу и отвлеклась. Пэнси и Стефан были забыты, Хлоя постепенно с головой ушла в занятия.
Элен тоже была поглощена книгами. Она все глубже погружалась в мир, созданный поэтами елизаветинской и прозаиками викторианской эпохи, он казался ей куда привлекательней ее собственного.
Каждое утро она просыпалась в угнетенном настроении, потому
«После экзаменов! – твердила себе Элен. – Когда все останется позади, тогда и посмотрим. Но сейчас не надо об этом, пока еще рано».
Вместо этого она все больше увлекалась чтением и допоздна засиживалась под зеленым библиотечным абажуром, с особенным усердием делая выписки. Элен хорошо работалось, даже лучше, чем она думала, и она упорно погружалась в эту холодную атмосферу мира науки. Здесь, в этом бесстрастном мире, эмоции были надежно спрятаны за книжными обложками. Элен знала, что с каждым днем сумбур в ее жизни только увеличивается, и в глубине души презирала себя за трусость. И все же она надеялась, что в нужный момент она поймет, что ей предпринять, и как это сделать, не причиняя боли. Так пронеслись май и первые солнечные июньские дни…
Терпение Дарси унижало и раздражало ее. Он никогда не жаловался на то, что она столько времени тратит на занятия, и проявлял удивительный такт, всегда появляясь вовремя, зная, когда ее следует оставить наедине с собственными мыслями, а когда развлечь веселыми разговорами. Он приносил ей, словно больной, гостинцы: прозрачные ломтики копченой лососины, которую ей присылала в подарок миссис Мейтленд, или полбутылки сладкого десертного вина, которое они выпивали, сидя вдвоем у реки под ивами.
Только однажды, когда они сидели в тени, на белой скамейке, где они часто устраивали пикники, Дарси повернулся к Элен и сказал:
– Ты не очень-то счастлива, да?
По реке промчалась моторная лодка, оставлявшая на воде бело-зеленую полосу, от которой расходились длинные волны, касавшиеся берега.
В душе Элен вспыхнули вместе любовь, страх и даже слабый оптимизм. Может быть, не все еще потеряно?
– Я пытаюсь быть счастливой, – робко пролепетала она. – Мне очень жалко, что это удается с таким трудом.
Дарси по-прежнему не отрывал глаз от реки, но взял руку Элен и переплел ее пальцы со своими.
– Ты хочешь что-нибудь изменить?
Солнце припекало ей голову и плечи, и оттого холод охватившей Элен неуверенности казался еще страшнее.
– Нет, – прошептала Элен, надеясь, что говорит правду.
Дарси повернул голову и посмотрел ей в глаза.
– Поедем на уик-энд в Мер.
«Докажи! – говорил он этим. – Докажи, что у нас с тобой все в порядке».
Но Элен еще не успела ему ответить, а на его лице уже появилась мрачная тень.
– Я еще не могу. Пока не могу, Дарси! Обычно Элен глядела на часы и говорила, что ей пора снова приниматься за работу. Но теперь первым поднялся Дарси. Поднялся и начал собирать вещи, оставшиеся после пикника. Он молча отвез Элен в библиотеку и на прощание поцеловал, еле прикоснувшись к ее щеке. Но ей показалось, что поцелуй прожег ее кожу насквозь.
Однако на следующий день он снова ждал ее, и между ними снова установились ласковые, доверительные отношения.
Элен начала, вся сжимаясь от горестного предчувствия, считать дни, оставшиеся до экзаменов. Сперва оставалось одиннадцать, потом семь, потом только четыре…