Год наших тайн

Боуэн Сарина

В моей душе роилась куча неприятных вопросов. Но даже если бы я задала их вслух, вряд ли от кого-нибудь в этом семействе стоило ожидать правдивого ответа.

Набрав скорость, я окольными дорогами выехала на шоссе 91. Шеннон Эллисон оставляла в зеркале заднего обзора городок Стерлинг в Нью-Гемпшире. Но через девяносто минут в городке Харкнессе, штат Коннектикут, из машины выйдет Скарлетт Кроули.

«Скарлетт Кроули», – прошептала я про себя. Нужно будет научиться отзываться на новое имя. Наверное, это будет странное ощущение. Но если подумать, и вполовину

не так странно, как жить без хоккея.

Я начала играть в пять лет. Четырнадцать лет хоккей был моей жизнью. В одиннадцать я стала вратарем и проводила столько времени в воротах, что мне даже снилось, как я парирую броски.

Задача вратаря не только бросаться за шайбой. Необходимо видеть все поле целиком, смотреть, как разворачивается драма, прежде чем шайба полетит к воротам. Я научилась понимать, у кого сейчас шайба, по одному только положению плеч. Я изучала своих соперниц, предугадывая, кто сделает передачу, а кто – бросок. Я смотрела на поле, как шахматист на доску, – просчитывая несколько ходов вперед, готовясь к любым возможным результатам.

Наша школа выиграла три последних первенства штата. Подряд.

В семейной гостиной был выставлен целый ряд трофеев, подтверждающих мои вратарские достоинства.

И еще год назад я считала, что трофеи полностью заслужены.

Но, оказывается, я далеко не такая молодчина, как мне казалось.

Задача вратаря – предвидеть слабости защиты. Но в собственной жизни мне этого не удалось. Когда в нашу жизнь начали просачиваться гнусные истории об отце, это застало меня врасплох. Целиком и полностью. Как мощный удар в грудь, вся эта мерзость больно врезалась в меня, повалила на спину и лишила дыхания.

Теперь с прежней жизнью покончено. У меня был год, чтобы свыкнуться с этой мыслью, так что я давно излечилась от шока и возмущения. Оставался только «План Б». Не лучший вариант, но единственно возможный.

Два часа спустя я стояла на дорожке, выложенной каменной плиткой, в красивом дворе. Хотя мне было не до восхищения готической архитектурой и идеально подстриженными лужайками: сердце, казалось, сейчас пробьет дырку в груди.

Наверное, сегодня все первокурсники волнуются. Может быть, мои одноклассники боятся заблудиться или робеют перед встречей с соседями по комнате. Но меня-то больше всего пугало совсем другое. Вписала ли регистратура нужное имя в мои документы? А если нет, что мне делать?

Подошла моя очередь, и я, помалкивая и волнуясь, ждала, пока жизнерадостная старшекурсница перелистывала список студентов. Просматривая его, она тихонько повторяла мое новоиспеченное имя: «Скарлетт Кроули, Скарлетт Кроули, Скарлетт Кроули».

Я почувствовала, что взмокла.

Просмотрев середину списка, где должна была стоять моя фамилия, она заглянула на последнюю страницу. «Изменения и добавления», значилось там.

– А, вот ты где, – просияла она и протянула мне бумажку на получение студенческого билета. – Тебя потеряли, а потом нашли.

Я надеялась, что это именно так.

Получив новенькую глянцевую студенческую карточку-удостоверение, украшенную таким

же новеньким именем, я отыскала дорогу в Вандерберг-Холл, вход А. Замок приятно щелкнул, когда я провела картой перед считывателем. Я сгребла сумки и поднялась по старой мраморной лестнице на два пролета, на третий этаж. На каждом этаже было по две комнаты, а между ними дверь, обозначенная как ванная. Испробовать ключ мне не пришлось – дверь комнаты номер 31 была открыта. Я сунулась внутрь и увидела двух девушек, склонившихся над противоположными краями яркого красного коврика.

– Привет, – произнесла я.

Две головы поднялись одновременно. Следующую минуту они беззастенчиво меня разглядывали. У одной из девиц были роскошные светлые волосы, у другой темные, собранные в задорный конский хвост.

– Привет! Я Кэти! – хором сказали они.

Да, имена запомнить будет нетрудно. Это уже неплохо.

– А я Скарлетт, – ответила я, вкатывая в комнату гигантскую спортивную сумку.

Но Кэти-Конский-Хвост с подозрением склонила голову набок:

– Нашу третью вроде бы должны были звать Шеннон?

– Произошли изменения, – сказала я. – Шеннон не приедет.

Конечно, ведь я оставила ее дома.

– А-а! – сказала Кэти-Блондинка. – А ты откуда, Скарлетт?

– Из Майами-Бич, – ответила я.

Контроль времени: я в комнате тридцать секунд и уже соврала два или три раза, смотря как считать. И каждая ложь размером с дом…

В три приема я перенесла в комнату багаж. Кэти не вызвались помочь. Вместо этого они украшали доски над своими кроватями фотографиями из дома и пытались решить, на какие тусовки, организованные для первокурсников, стоит идти.

Но я была слишком счастлива, чтобы обижаться на их безразличие. Комната находилась в роскошном старом величественном здании в форме буквы U. Нас с двумя Кэти поселили в трехместном блоке с крошечной спальней для Кэти-Конский-Хвост и второй комнатой побольше – для меня и Кэти-Блондинки. К тому же здесь имелась общая гостиная с деревянными панелями и кушеткой у окна, выходящего во двор.

Вообще-то это было довольно круто.

– Нам срочно нужен диван, – заметила Кэти-Беленькая. – Там во дворе продают подержанные.

– Отлично, я в доле, – согласилась я, чувствуя, что мой энтузиазм едва ли уместен. Но, проведя год в одиночестве, без друзей, я хотела одного: быть с девчонками. Мне от них ничего особенного не требовалось. Я не стремилась быть популярной или выдающейся. Просто стать одной из них.

Даже если для этого мне придется все время врать.

– Посмотрим по пути в столовую, – предложила Кэти-Блондинка.

– Отлично, – вновь согласилась я.

Час спустя вместе с обеими Кэти мы вышли из общежития и направились к Тернер-хаус. В Харкнессе студенты были распределены по двенадцати домам. Как в Хогвартсе, только без Распределяющей Шляпы. Все первокурсники, живущие в нашем крыле Вандерберга, – члены Тернер-хауса, но жить в здании Тернера мы будем только со следующего года. А пока мы живем с остальными новичками во Дворе первокурсников.