Год обмана
Шрифт:
– Толстого знает? – хмыкнул Сережа. – Ну и что? Пусть вспомнит Достоевского, Пушкина, Менделеева и еще целую кучу всяких засранцев. Передай ему, что они все давно сдохли.
Дима изумленно посмотрел на него.
– Передай, передай, – неожиданно зло сказал Сережа. – А то сидит здесь, козел старый, всякую чушь несет. И не умерли, а именно – сдохли.
Я тихонько поставил свой стакан на стол. Таким я его еще не видел.
– Скажи ему, что все самое мерзкое в мире выдумано у нас.
Краем
– У нас придумали дебилизм, – продолжал Сережа. – У нас придумали стукачей. У нас придумали лизать жопы.
Он вдруг побледнел как стена и медленно закончил:
– А еще у нас придумали русскую рулетку.
Я сначала не понял, к чему он это сказал, но через секунду мне все стало ясно. Остановить его уже было нельзя.
– Красивый? – сказал Сережа, вынимая из кармана брюк небольшой револьвер. – Это мне Маттео подарил. В знак дружбы. Мы с ним теперь друзья.
ПП вскочил со своего места и ринулся к нам.
– Стой, папа! – закричал Сережа, приставив пистолет себе к правому виску. – Стой! Не двигайся дальше!
Я подумал, что мне это снится и я сейчас проснусь.
– Понимаете, – сказал он, обращаясь к побелевшему как он сам Бонкомпаньи. – Это русские офицеры изобрели такую забаву во время первой мировой войны. Сидели себе в окопах и баловались оружием. Правда, хороший подарок? Не знаю только, как через таможню провезти.
– Он не понимает тебя, – заикаясь, выдавил Дима.
– А мне плевать! – изо всех сил закричал Сергей. – Мне плевать! И на тебя мне плевать! Ты меня достал! Ты меня достал! Я тебя ненавижу! Ты идиот!
Он вдруг навел револьвер на Диму.
– Если б ты знал, как мне хочется это сделать!
Дима беспомощно закрылся ладонью и зажмурил глаза.
Старушки с молотками в руках стояли посреди лужайки, словно пораженные громом. Вокруг была полная тишина. Все смотрели на нас.
– Пошел отсюда! – закричал Сергей. – Быстро! Чтобы я тебя не видел! Бегом!
Дима, прикрываясь руками, неловкой трусцой убежал в сторону дома.
– Видите? – Сергей снова повернулся к Бонкомпаньи. – Он боится. Он трус. А те русские офицеры были не трусы. Понимаете? Вы понимаете меня или нет? Понимаете? Они были не трусы!
Бонкомпаньи в испуге молча таращил глаза.
– Кивните мне, если вы меня понимаете.
Сережа медленно качнул головой, показывая как надо кивать
– Понимаете?
– Сергей… – начал ПП.
– Папа! Не надо ничего говорить! Я прошу тебя! Ты сказал уже все! Ты для себя выбор сделал! Дай теперь мне выбирать. У меня тоже должно быть право.
– Но я…
– Не говори ничего! Я не могу тебя сейчас слушать. Я больше не могу слушать тебя! Я тебя ненавижу!
– Сергей!
– Папа!
Он снова приставил револьвер к голове и мы услышали, как он снял его с предохранителя.
– Не надо Сережа! Не делай этого!
– Стой там, папа! Стой там! Иначе я нажму на курок!
– Я стою, сынок! Я стою, Сережа!
– Так вы понимаете меня или нет? – он снова повернулся к Бонкомпаньи.
Тот в ужасе посмотрел на меня. Я медленно качнул головой. Не отводя от меня глаз, Бонкомпаньи наконец кивнул тоже.
– Ну вот и хорошо. А этот дебил говорит, что вы меня не понимаете. Как он меня достал. Надо было все-таки его пристрелить. Уже дня три об этом мечтаю.
Он опустил револьвер и быстрым движением вывалил барабан. Патроны со стуком упали на пластиковую поверхность. Никто не успел даже шелохнуться, как он схватил один из них, вернул его на место и прокрутил барабан левой рукой.
– Может, это и не в первую мировую придумали, но уж, что русские – это точно. Другие бы не смогли. Кроме русских все равно никто не сумеет. Смотрите!
Он снова бросил руку к виску, судорожно сжал зубы и нажал на курок.
– Сережа! – изо всех сил закричал ПП.
– Ну что, папа, испугался? – сказал он, опуская оружие. – Пронесло. Значит, пока я везучий.
– Вот это и есть русская рулетка, – обратился он к Бонкомпаньи, тяжело дыша. – Понятно? Понял теперь, что такое русский народ? Понял?
Итальянец снова посмотрел на меня, и я показал ему, что нужно опять кивнуть.
– Понял! – сказал Сережа. – Видишь, как с нами трудно. А ты говоришь: Толстой!
В этот момент из-за дома выбежала Марина. Увидев ее, он вскочил и закричал страшным голосом:
– Уберите ее! Уберите! Я не хочу ее видеть! Уберите ее!
Он снова крутанул барабан и приставил револьвер к голове.
– Уберите ее, пожалуйста!
Я видел как закрылись его глаза, и палец начал свое движение. У меня еще оставалось, может быть, полсекунды.
Вскочив на ноги, я успел схватить его за рукав и в это мгновение раздался наконец выстрел.
Последнее, что я увидел, были его изумленные глаза, бросившийся к нам ПП и ныряющий под стол Бонкомпаньи. Потом я почувствовал сильную боль. На этом все кончилось.