Год потопа
Шрифт:
— Можно, я тоже пойду? — пропищал маленький Оутс, который притащился за братьями.
— Без сопливых скользко! Нам таких не надо, — ответил Крозье.
— Будьте осторожны, — сказала Тоби. — Мы не хотим потом найти вас на пустыре. Без почек.
— Я знаю, что делаю, — гордо сказал Шеклтон. — Зеб нам поможет. Мы оделись как плебратва — видишь?
Он распахнул вертоградарскую рубашку: под ней была надета черная футболка с надписью: «СМЕРТЬ — ЛУЧШИЙ СПОСОБ ПОХУДЕТЬ!» Под надписью красовался серебряный
— Эти какабэшники тупые, — ухмыльнулся Крозье. На нем тоже была футболка «УЛЫБНИСЬ, ЕСЛИ ХОЧЕШЬ МЕНЯ!». — Мы запросто пройдем мимо них!
— Ничего я не сопливый, — буркнул Оутс и пнул Крозье в щиколотку.
Крозье отвесил ему подзатыльник.
— Мы невидимы для их радара, — сказал Шеклтон. — Они нас даже не заметят.
— Свиноед! — закричал Оутс.
— Оутс, ну-ка прекрати ругаться, — сказала Тоби. — Можешь пойти со мной и помочь мне кормить червей. А вы отправляйтесь. Вот вам бутылка. Не проливайте ее внутри «Бенца», особенно на деревянные вещи, иначе людям придется долго жить с этим запахом.
Она добавила, обращаясь к Шеклтону:
— Мы на вас очень надеемся.
Мальчикам в этом возрасте полезно внушать, что они делают мужскую работу, главное — чтобы не увлекались.
— Пока, сопля, — сказал Крозье.
— А ты вонючка, — ответил Оутс.
34
Наутро Тоби вела урок в «Велнесс-клинике»: «Лекарственные растения», для детей 12–15 лет. Дети прозвали этот предмет «Бешеные травки», но это было всяко лучше, чем придуманные ими прозвища для уроков по обращению с фиолет-биолетом («Какашки-бумажки») и сооружения компостных куч («Гнилушки-вонючки»).
— Ива, — произнесла она. — Анальгетик. А-наль-ге-тик. Запишите на досках.
Заскрипели мелки. Пожалуй, слишком сильно заскрипели.
— Крозье, прекрати, — сказала Тоби, не оборачиваясь.
Крозье всегда нарочно скрипел мелком. Кажется, кто-то шепнул: «Сухая ведьма»?
— Шеклтон, я все слышу, — сказала Тоби; класс сегодня взбудоражен: еще не успокоились после истории с Ивоной. — Анальгетик. Кто знает, что это значит?
— Болеутоляющее, — сказала Аманда.
— Правильно.
Аманда всегда подозрительно хорошо вела себя на уроках, а сегодня — еще лучше обычного. Она была хитра. Слишком хорошие уроки получила в Греховном мире. Но Адам Первый утверждал, что пребывание у вертоградарей чрезвычайно благотворно для Аманды, и кто скажет, что Аманда не перевоспитывается? Тем не менее печально, что Аманда втянула Рен в свои чересчур привлекательные сети. Рен слишком поддается влиянию — она всю жизнь так и будет у кого-нибудь под каблуком.
— Какую часть растения ивы мы используем для изготовления болеутоляющих средств? — продолжала Тоби.
— Листья? —
Слишком старается угодить, да и ответ неправильный. Похоже, Рен еще больше обычного не в своей тарелке. Должно быть, переживает потерю Бернис или чувствует себя виноватой: она так безжалостно отпихнула Бернис в сторону, когда появилась Аманда. Они думают, что мы их не видим. Не знаем, что они замышляют. Думают, что мы не видим их взаимного презрения, взаимной жестокости, интриг.
В дверь просунулась голова Нуэлы:
— Тоби, дорогая, можно тебя на два слова?
Голос Нуэлы звучал заунывно. Тоби вышла в коридор.
— Что случилось? — спросила она.
— Тебе нужно прямо сейчас идти к Пилар, — сказала Нуэла. — Она выбрала свой час.
У Тоби сжалось сердце. Значит, Пилар ей солгала. Нет, не солгала: просто сказала не всю правду. Она действительно что-то съела, но не случайно. Нуэла сжала предплечье Тоби, выражая глубочайшее сочувствие. «Убери от меня свои потные лапы, — подумала Тоби. — Я же не мужик».
— Ты можешь пока заменить меня в классе? Мы проходим иву.
— Конечно, дорогая, — сказала Нуэла. — Я разучу с ними «Ивушку плакучую».
Нуэла очень любила эту слащавую песенку: она сочинила ее для малышей. Тоби представила себе, как старшие дети будут закатывать глаза. Но Нуэла все равно почти ничего не знает о растениях, так что пускай поют: хотя бы время заполнят.
Тоби поспешила прочь, слыша за спиной голос Нуэлы:
— Тоби ушла, ей нужно исполнить свой милосердный долг; давайте поможем ей и споем песню про «Ивушку плакучую»!
Ее сильное, чуть фальшивое контральто взмыло над вялыми голосами детей:
Ивушка ты, ивушка плакучая моя, Забери ты, ивушка, боль всю у меня…Ад — это вечность, заполненная стишатами Нуэлы, подумала Тоби. И вообще, плакучая ива — не болеутоляющее. Белая ива, salix alba,которая содержит салициловую кислоту, — вот что утоляет боль.
Пилар лежала на кровати у себя в закутке, и восковая свеча все так же горела на полу в жестяной плошке. Пилар протянула к Тоби худую смуглую руку.
— Тоби, милая, — сказала она. — Спасибо, что пришла. Я хотела тебя видеть.
— Ты все сделала сама! — воскликнула Тоби. — И мне не сказала!
Она так расстроилась, что даже разозлилась.
— Я не хотела, чтобы ты напрасно беспокоилась, — сказала Пилар. Ее голос упал до шепота. — Я хотела, чтобы ты приятно провела бдение. А теперь сядь со мной и расскажи, что ты видела вчера ночью.
— Животное, — ответила Тоби. — Вроде льва, но не лев.