Год тигра и дракона. Осколки небес
Шрифт:
А дело-то оказалось в тайнах госпожи Тьян Ню.
– Я ждал этого дня две тысячи лет, - нашептывал, задыхаясь от ненависти, мнимый ассистент, опасно блестя белками глаз. – О, нет! Дольше! Две тысячи двести девятнадцать лет! Как вам такое? Ожидание затянулось. Столько ошибок, разочарований и промахов. О! И поверьте, председатель, я не упущу этот шанс. Знаете же, третий раз – волшебный.
Последнее слово заставило Лянмина содрогнуться, как удар поддых. Он не боялся за свою жизнь, в конце концов, он - политик, и быть похищенным или убитым – это всего лишь профессиональный риск, как у пожарного или солдата. Еще сильнее он был уверен в уме и находчивости Джи-эр. Но
… Лянмину лет семь или восемь, он делает вид, что занят, а сам слушает, о чем разговаривают родители.
– Как думаешь, это тот же мир или что-то в нем изменилось? Из-зa нас с Люси,из-за того, что мы наворотили, – вздыхает Тьян Ню. Свет лампы отражается в жемчужинке сережки – подарке отца. н регулярно дарил любимой супруге цветы и украшения, последний раз – за три дня до смерти.
– Да не всё ли равно?
– самоуверенно, как всегда, отмахивается Сян Юн.
– Уверен, даже если всё изменилось, то этот мир чутoчку лучше.
– Это еще почему?
– Потому...
– он ловит руку матери и прижимает её к гладко выбритой щеке, – потому что в нем я жив и мы вместе.
Лянмин помимо воли заливается пунцовым румянцем. Мама с папой такие... такие странные. Совсем не похожие на родителей одноклассников. Не потому, что мама – светлоглазая и светловолосая иностранка, хотя это обстоятельство совсем не радует. В школе все дети на неё глазеют, а малышня показывает пальцем. Пусть, это не страшно. Зато на отца смотрят, затаив дыхание от восторга. Просто господин и госпожа Сян – другие. Сошедшие откуда-то... с Небес, должно быть. Смятение и протест – вот что чувствует Лянмин.
На каком языке говорит Сян Юн, когда вручает жене очередой букет? Где получил столько шрамов, которыми иссечено всё его тело? Как они вообще нашли друг друга посреди войны – солдат-китаец и русская беженка? Почему, почему они такие?
Сколько лет прошло, а Лянмин так до сих пор и не отыскал ответов на эти вопросы. И, если уж быть до конца честным с собой, не слишком хотел узнать правду. Иначе не разозлился бы однажды так страшно, когда маленькая Джи-эр, закутавшись в кружевные гардины, кружилась по гостиной,изображая, естественно,танцовщицу. Дочка просто играла, а Лянмину вдруг померещились в складках ткани то ли хвосты,то ли крылья, и потянуло знакомым сквозняком опасной мистики.
Дo сих пор стыдно за учиненный скандал. н орал, топал ногами, гoворил злые и жестокие слова, жена плакала, Джи-эр забилась в уголок, как испуганный зверек, и вся дроала. Так что Тьян Ню влепила сыну пощечину совершенно заслуженно. А Сян Юн...
– Ты совсем дурак?
– спросил он тоном, от которого заледенели внутренности.
Лянмин стоял на коленях перед отцовским креслом, как встарь, как тысячи лет заведено на этой земле – внимать гневным речам родителя.
– Еще раз ты,
Дело не в том, что говорил Ся Юн, а как oн это делал. Словно в своем праве был кликнуть адъютанта и приказать отрубить голову этому неблагодарному сыну.
– Нет, батюшка, никогда такого не было.
– Тогда кто научил тебя жестокости по отношению к невинному безгрешному ребенку?! К моей внучке! Животное бережет своё дитя и защищает ценой жизни, а ты? Значит так, Сян Лянмин, Сашенька (он так и сказал, по-русски) поживет какое-то время у нас с бабушкой, а вы с невесткой обдумаете свои поступки в пустом доме, в тишине.
– Да, отец, но...
– А теперь - пошел вон!
– проорал старый генерал так, что чашки в буфете зазвенели. – Вон с глаз моих, непочтительный сын.
То был самый тяжелый и мучительный месяц в жизни председателя Сян, месяц самобичевания и сожалений.
И вот теперь, в темном кабинете в недрах Музея Императорского дворца чудище в человеческом oбличье настойчиво подталкивало Лянмина к болезненной правде, к разгадке.
Сила, нечеловеческая и леденящая кости сквозь плоть, змеиными кольцами обвила его, сдавила и не давала даже пальцем шевельнуть. А этот... ассистент Кан, хотя какой он к чертям ассистент, демон или колдун,и он дышал в лицо морозом и шипел сквозь стиснутые зубы:
– Я должен получить эту Печать. Любой ценой, любым способом. Даже если придется ободрать кожу и вытянуть жилы из всей вашей поганой семейки – я это сделаю, клянусь . Подумайте об этом, председатель Сян,и помогите, если хотите жить. Попросите доченьку хорошенькo или прикажите. Вы же вырастили почтительную дочь? Она ведь послушается папочку? Захочет спасти его от мучительной смерти? Уверен, захочет, если прибежала в больницу к заокеанскому мошеннику. Папочка же важнее? Или она снова выберет этого черноголового?
– колдун зашелся каркающим смехом и понес, с точки зрения Лянмина, совсем уж полную околесицу.
– Я до сих пор не могу поверить, что Небеса выбрали это жалкое ничтожество! Слышите, председатель Сян, я не верю в то, что власть над Поднебесной упала в руки мятежника Лю по воле богов! Этого быть не может!
Мало-помалу Кан Сяолун утратил самообладание, впадая в бешенство. Близость цели пьянила хуже дешевой рисовой водки, ударяя в голову и наполняя её иллюзиями.
Но его пленнику от этого легче не становилось. казаться во власти безумца само по себе гораздо опаснее, чем у лютого злоумышленника. Последний, по крайней мере, может мыслить логично и хочет жить.
– Не бойтесь, председатель, получив своё, я сразу же уйду, - ласково улыбнулся Кан Сяолун.
– Вернусь в то время и место... Там ждет меня целая армия. И Поднебесная станет моей!
Было видно, он смакует каждое слово, точно редчайший деликатес, наслаждается и предвкушает свой скорый триумф. И язык у него раздвоенный и дрожащий, как у змеи. Тьфу, выродок!
Сян Лянмин зажмурился и сосредоточился на том, что за окном кабинета, полного чертовщины, по-прежнему сияет неоном огромный, никогда не спящий город, по дорогам несутся потоки машин, взлетают и приземляются самолеты, люди пьют пиво и едят рис, сплетничают и смотрят новости. Там ничего не изменилось,там – настоящая жизнь, а тут – просто сон какой-то или дурацкая мистификация. Но ранo или поздно сны заканчиваются, туман рассеивается и всё необъяснимое становится поятным. Так будет и тут, нужно лишь потерпеть немного.