Год тигра и дракона. Осколки небес
Шрифт:
15 императорский дворец в Пекине.
Поднебесная. 206 год до н.э.
Гу Цзе
Мудрые даосы говорят, что Матушка-Даньму 16 освещает своими молниями сердца грешников, коих хочет покарать могучий Лэй-гун 17, который уж точно не промахнется, а потому дважды в одного человека не метит. Впрочем, простой чуский солдат в жизни своей
– Эй ты! Стоять! Кто таков? Куда идешь?
Каждому солдату известно, что мoкрый и замерзший командир – злой командир. Выстрелит в спину, коли побежишь, просто чтобы злость согнать. Гу Цзе замер на месте, всем видoм изображая миролюбие и покорность.
– Мне... того... в Наньчжэн...
Ничего такого страшного не сказал, разве только руку всего одну поднял, второй прижимая к груди заветный сундук.
– Чусец!
– взвыл командир всадников. – ватай его!
От конного на своих двоих далеко не убежишь, это каждый понимает. Однако когда на тебя набрасываются вчетвером с копьями наперевес, кто угодно бросится наутек. Гу Цзе охнуть не успел, как ноги сами занесли его в кусты. И уже под защитой упругих веток он заверещал на весь лес:
– Да вы чего?! Чего вы?! Мы ж... эти... Союзники!
Но всадники с красными повязками на головах принялись кружить вокруг спасительного куста и увлеченно тыкать длинными копьями в ни в чем неповинного человека.
– Я – свой!
– пытался докричаться до ханьцев Гу Цзе. – Я к хулидзын иду! С важным посланием!
Но его слова отчего-то только раззадорили нападающих.
– Ах,ты к хулидзын, чуская морда!
– разорялся командир.
– Ну, я тебе сейчас кишки выпущу! Убейте его как собаку!
И таки убили бы, не как собаку, конечно, но как кабана – это точно. Рано или поздно несчастный гонец устал бы прыгать и напоролся на острие копья.
Но, видимо, матушка-Даньму разглядела во вспышках молний, что Гу Цзе никакой не грешник, и другим богам сообщила, дабы те послали ему чуток удачи в безнадежном положении.
На дороге показался сачала один ханьский отряд, затем второй, и их командирам стало интересно, чем таким приятным занимаются храбрые воины в мокрых кустах.
– Чуского шпиона поймали!
– Я – не шпион!
– срывая голос, заорал телохранитель небесной девы.
– О! Чусец! Ну-ка,тащите его сюда!
Парня схватили, скрутили,и на коротком совете решено было сначала начальству доложить. Вдруг он - ценная добыча? Вдруг за чускую шкуру, неведомо с каких дел оказавшуюся в циньлинских горах, дадут награду? А может, даже не только пожрать, но и денег!
– Что в сундуке?
– Ваф-фные сфитки, – честно признался Гу Цзе, выплевывая
Воины оживились, возликовали и пока тащили пленника на разбор к руководству, едва не передрались при дележе еще не полученного вознаграждения. Когда же чуская «шкура и морда» оказался на коленях в грязи у копыт огромного вороного еребца, его оценивали в золоте по весу.
– Опять ты? – грозно спросил повелитель Ханьчжуна.
– Офять – я, - согласился незадачливый посланец и громко втянул крoвавые сопли.
– Как же это тебя снова угораздило?
Гу Цзе сделал глубокий вдох, чтобы собраться с духом.
– Дык, небесная дева... и дядюшка Сунь послал... к госпоже... Лю Си.
Ужас обжег его горло, как поспешно проглоченный кусок мяса. В прошлый раз чусец оказался в Башане, в лагере Лю Дзы в cамый неподходящий момент: когда таинственно исчезла госпожа хулидзын,и несколько ужасных дней жизнь его висела на волоске. Но теперь-то чего Хань-ван осерчал? Не говорил он, а прямо рычал сквозь зубы.
– И чего тебе от моей... могущественной Люй-ванхоу надобно?
– Дык...
– солдат осмелился посмотреть на бывшего мятежника Лю и едва собcтвенный, уже прикушенный в драке язык не проглотил от страха, - сундук... тут... свитки...
Тигр и тот ласковее на оленя глядит, когда в засаде сидит. Глаза Хань-вана пылали такой бешеной яростью, что несчастному пленнику хотелось превратиться в червя и побыстрее в грязь закопаться.
Сундук тем временем оказался в руках побратима Лю Дзы – мудрого конфуцианца, тоже доброжелательностью не отличавшегося.
– Ну что там? Опять небесные письмена?
– Нет, - удивленно отвечал Цзи Синь.
– Насколько я могу судить, небесная госпожа Тьян Ню вела записи о событиях, коим стала живой свидетельницей. И не только.
– Так точно!
– подтвердил чусец.
– Они самые!
– Вот что она пишет о нашем пoходе по Гуаньчжуну: «По приказу Пэй-гуна всюду, где проходили его войска, было запрещено грабить и брать в плен». Откуда только узнала?
– Как это откуда? Ты чо, брат? – охнул второй побратим – богатырь Фань Куай. – Она ж небесная дева! Ведает тайны земли и Небес, прям как наша госпожа...
И тут же заткнулся под гневным взором Хань-вана.
– Осталось теперь выведать, где она сама, – проворчал он. – Ты, везунчик Гу Цзе, не знаешь, отчего вдруг Сян-ван послал в Наньчжэн своих лазутчиков?
Слово «везунчик» сказано было столь кровожадным тоном, что не будь у бедолаги вся одежда насквозь мокрая – опозорился бы, напрудив в штаны, как дитя малое.
– Не могу знать, могучий ван!
– пролепетал Гу Цзе и уткнулся лбом в грязь.
– А это мы ещё выясним, что ты можешь знать, а что не можешь, – мрачно посулил Хань-ван.
Ноги у Гу Цзе подкосились, словно ему уже перебили коленные чашечки древком копья, как это делают с пленными шпионами в чуском войске.
– Не губите, могучий ван! Не убивайте без вины!
– молил он, пока какой-то ловкий ханец набрасывал петлю на запястья и привязывал веревку к седлу.