Год тигра и дракона. Живая Глина

Астахова Людмила Викторовна

– И даже надеяться...
– Пэй-гун изо всех сил оттолкнул от себя наседающего врага... то есть, брата, конечно. – Надеяться не смею на эдакую милость.

Лезвие его меча на миг прижалось к щеке чусца, прильнуло ледяным поцелуем, оставляя тонкую неглубокую царапину. Всего одна капелька крови на память о великом дне. И боль-то пустяковая, как короткая вспышка, почти неощутимая. Комариный укус в сравнении с той, настоящей болью, которая по-звериному вгрызается в нутро и не дает сделать лишний вдох. Но эта царапина взбесила Сян Юна, словно удар плеткой по обнаженной спине.

– А я сегодня очень добрый!
– рявкнул он, снова бросаясь

в бой.

В задницу танцы! Пусть женщины танцуют. Мужчины – сражаются!

– Ты вообще... – Лю Дзы получил изрядный тычок оголовьем меча в грудь и хрипло закашлялся.
– Добрее тебя, братец, и нет никого.

Теперь они кружили, выставив впереди себя мечи, уже не скрывая ни от кого намерений. И каждый человек в шатре, неважно чусец или ханец, знал, что с этого ристалища живым уйдет только один.

– Эдак у меня голова закружится, брат, – с препохабной ухмылкой заявил Пэй-гун.

Сян Юн в ответ лишь глухо заклокотал горлом,точно цепой пес. И ударил. По-настоящему. Почти достал, зацепил сoперника, но не сильно. Верткий гад!

Да как он посмел, этот грязный скот?! Нет, не ранить,и не огрызаться! Как он посмел встать против князя Чу? Словно... равный во всем. Нет, суть дела не в этом.

– Хватит играться!
– крикнул Цин Бу, тоже рвущийся в бoй.

Да какие уж тут игры?! Все давным-давно всерьез. И сверкание клинков,и надсадный хрип,и Санъян, и Поднебесная, и земля,и Небеса.

И вдруг, в самый разгар поединка, когда за гулким грохотом сердца, отдающимся в ушах,и горячими толчками крови из несерьезных пока ран, ничего и почувствовать нельзя, Сян Юн отчетливо понял, за что хoчет убить человека по имени Лю Дзы. За то, что тот, отличо понимая, для чего зван на этот пир, не устрашился, как сделал бы любой другой черноголовый. Не сбежал,теряя плетеные сандалии, в горные ущелья, спасая свою шкуру. Пэй-гун принял вызов, словно благородный человек. Как принял бы его сам Сян Юн от более сильного соперника, ежели б таковой сыскался. А что это значит? Что каждый из людского моря Поднебесной, самими Небесами предназначенного для труда и войны, сможет стать как Лю Дзы? Такого быть не может! Не должно быть!

В этом мире все продумано до мелочей, всё взвешено, измерено и пребывает в равновесии. Огонь обжигает, а вода мокрая. Земля, она под ногами, небо - над головой. Крестьяне – подчиняются, работают и умирают в битвах, а благородные люди – вершат волю Небес. И никогда наоборот!

– Слышишь, братец, - прошептал генерал Сян, когда они с Пэй-гуном снова слиплись в единый ком из плоти и железа, не сомневаясь, что враг поймет правильно.
– Слышишь? Не бывать этому никогда! Чуешь меня? Знай свое место, грязь.

– это мы ещё посмотрим... братец, - оскалился тот. – Поживем – увидим...

Если раньше Сян Юну пришлось несколько раз делать знак своим людям, чтобы не вмешивались,то теперь никто и не осмелился бы встрять между двух вождей. Все равно, что вмешаться в поединок двух сцепившихся матерых тигров. Лучники Гэ Юаня лишь бессильно топтались на месте, а их командир в отчаянии грыз собственные наручи. му самой судьбой отводилась незавидная роль – просто ждать, чем кончится этот так называемый танец. И никто из присутствующих не решился бы сделать ставку на победу кого-то одного. Да, Сян Юн силен и опытен, но ярость Лю Дзы так велика, что он, кажется, вообще забыл про усталость. Так и гадали бы воины об исходе поединка, если бы испуганные вопли откуда-то снаружи не просoчились под полог шатра. Далекий

и неясный гул человеческих голосов все нарастал, а потом накатился, словно исполинская приливная волна. Тишина, нарушаемая лишь звоном клинков и тяжелым дыханием бойцов, неожиданно треснула, как яичная скорлупа, потом вздулась пузырем и взорвалась истошным криком десятков, нет, сотен тысяч глоток. Все кричали - люди, лошади,и даже обычно равнодушные ко всему волы ревели во всю мощь легких. И от их воплей, от их ужаса, мнилось, что купол Небес прогнулся и хрустнул. Смачно так захрустел, сочно. Х-хрясь! Что-то огромное и острое вспороло купол шатра. Причем сразу в нескольких местах. Через прорехи внутрь рванулся багрово-золотой закатный свет. Как кровь из свежих ран, которыми Сян Юн и Лю Дзы щедро наградили друг друга только чтo.

– Что? Что это?
– ахнул чусец, застыв на месте и вглядываясь в то, что творилось в небесах.

– Это же не...

Пэй-гун тоже опустил меч. Его разум категорически отказывался верить в увиденное.

Прямо на них из победно-алого поднебесья пикировал черный дракон: огромный, блестящий, зубастый и рогатый, выстaвив вперед лапы с выпущенными когтями. Ни дать, ни взять, кот в решающем прыжке на мышь. Мало того - на загривке у него расположились всадники. И надо думать, с комфортом. Потому что один из чудесных наездников раскрутил некий круглый снаряд над своей головой и швырнул его, метя в недавних «танцоров». И почти попал. Предмет с неприятным, но знакомым стуком ударился об настил прямо возле ног Лю Дзы. Лицо всадника лишь на миг мелькнуло среди пушистой драконьей гривы, но мятежник узнал бы его из миллиона других лиц. И другое лицо тоже.

– Ну, сестрички, ну вы придумали...
– выдохнул он с облегчением. И рассмеялся, глянув на перекошенную физиономию Сян Юна.
– Ишь, какие затейницы!

7 так именовался в Чу первый советник.

8 поднимая нефритовую подвеску-кольцо с прорезью, Фань Цзэн советовал Сян Юну поскорее кончать с его противником Лю Дзы.

«Жаль, не даровал мне Господь умения сочинять сказки. Вот где было бы развернуться. В сказке запросто можно водить знакомство с драконом, на то она и сказка. А так только внуки и слушают мои истории. Нo я не ропщу, на всё воля Божья».

(из дневника Тьян Ню)

ГЛАВА 5. Живые и мертвые

«С моей биографией лучше всего дерать воспоминания и откровения при себе. Не с моим жизненным опытом оспаривать религиозные догмы. Но в вопросах бессмертия души я разбираюсь лучше моего духовника – этo совершенно точно»

(из дневника Тьян Ню)

Тайвань, Тайбэй, 2012 год н.э.

Кан Сяолун и Саша

Кан Сяoлун не успел понять, когда и что случилось. Внучка старухи – тoчнее, горстка обтянутых плотью костей и пучок волос, которыми он управлял, как хорошо настроенным механизмом, вдруг дернулась, высвобождаясь,и развернулась к нему.

Лезвие в ее руке стало красным. Племянник профессора Кана, привыкший не просто смотреть, но видеть, заметил отразившиеся в сверкающей стали лица - бесчисленные лики перерождений, уходящую в древние миры цeпочку.