Годен к строевой!
Шрифт:
Фрол вяло взял замусоленный кусок мешковины.
– В зубы, я сказал!
Валетов невольно выполнил первую стадию требуемой от него процедуры и открыл рот.
– Тряпку в зубы!!!
– Смирнов вскочил и стал стучать кулаком по столу.
Фрол высунул язык.
– Так какой, вы говорите, у вас диагноз?
– Сволочь, маленький ублюдок, ты на кого посмел пукнуть? Я же тебя сейчас… - капитан двинулся на Валетова, сжав кулаки.
Призывник попятился.
– Вау! Ну так и быть, - он взмахнул тряпкой, и грязные капли оросили капитана.
–
– Да я тебя сейчас, бля, - капитан потянулся, чтобы схватить наглеца за шиворот, но Фрол затараторил:
– Подчиняюсь под угрозой злостной расправы, - он оскалился и зажал тряпку зубами.
Офицер убрал руки.
– Молодец, вот так.
Фрол вынул тряпку.
– Извините, дядя, но я не наркоман. А от тряпки меня тошнит.
– Пол!!! Мыть пол, гнойник!!!
Засунув тряпку в ведро и вытащив ее, он сделал на полу огромную лужу.
– Аккуратнее, как дома. На любом деле надо набить руку, иначе тебе набьют морду. Понимать надо, - глубокомысленно произнес капитан.
– Знай, парень, если тебя будет ломать, придет злой доктор и начнет тебе делать болезненные уколы. О доме и не думай. У нас недобор, служат даже те, кто не в состоянии самостоятельно какать.
– Я не наркоман.
– Не отвлекайся.
Фрол стал методично растирать лужу в кабинете начальника гарнизонной гауптвахты.
Допив чай, капитан вышел. Фрол разогнул спину и посмотрел на джинсы. Заляпал. Ладно, полы, значит, помыть, так мы сейчас помоем. Сняв кроссовки, Фрол слегка намочил в ведре свои носки, протер ими капитанский стол и подоконник, отжал их, снова обулся. Душок пошел. Затем расстегнул ширинку и оросил как можно большую площадь.
Когда капитан вернулся, деревянные полы, впитав часть мочи, подсыхали. Сморщившись, он кинул сидящему на стуле Фролу старую форму.
– Ну-ну. Одевайся и пошли, Валетов, работы у меня много. Какая вонь. Чувствуешь, с сортира тянет? Придется навести тебе там идеальный порядок.
Обмундирование сидело мешковато, зато движений не стесняло. Потертые, но не дырявые рукава и колени - лучшей формы для хозработ не придумаешь.
Понуро ковыряясь не будем говорить в чем, Фрол грустил. Как только переступил порог военкомата, так и пошло все одно и то же: мой полы да чисти сортиры.
Знай он наперед, как тут весело, уж договорился бы с гоблинами. Какой же он идиот! Послушался свою сестричку. Конечно, если бы он не смог уладить проблему, тогда крестик над холмиком.
– Эх!
– выдохнул он, промывая из ведра гору разномастного добра на дне канала.
– Может, и ничего, образуется.
Капитану результат пришелся по душе. Как ни пытался он скрыть свое удовлетворение от увиденного, да так и не смог.
– До плафона как добрался?
– Капитан глядел вверх на чистенький белый шарик. Во время последнего ремонта его добросовестно забрызгали побелкой. Теперь он сиял чистотой.
– С пола дотянулся, - отшутился Фрол, забыв, перед кем стоит.
– Ну-ну. Прошу снова ко мне. В кабинете такой
В камере потушили свет в десять. Федоров Дима оказался малоразговорчивым типом. Он предпочитал сидеть на нижней койке и раскачиваться из стороны в сторону.
Фрол узнал от него, что служит его сосед уже полгода в столовой поваром. На губу попал из-за того, что на него повесили пропажу из холодильника десяти килограммов масла.
– Я не воровал, - еле слышно бормотал Дима, поджав физиономию ладонями.
– Не воровал. Это все они, поварихи. А мне не верят, не верят мне, - плотная тушка ходила туда-сюда, словно маятник старинных часов.
Как щека коснулась черной тонкой подушки без наволочки, набитой свалявшейся ватой, утром Фрол вспомнить не мог. Рассветало, хотелось курить. Федоров спал, громко храпя и причмокивая во сне. Дите.
Сержант, который запирал камеру за Фролом накануне, прошел мимо клетки, но тут же развернулся:
– Не спится? На выход. И дружбана подымай.
Плотный солдат с лицом «я никогда вам не скажу ничего хорошего» вошел в камеру и с силой пнул двухъярусную койку.
– Подъем, солдат!
Диман со сна подскочил, сел, встал.
– Я!
– выкрикнул он, не открывая глаз.
– Работа ждет, - лениво бросил сержант. Он вывел парней наружу и, ткнув лопатой в землю, сказал: - Копать будете, как в том анекдоте - от меня и до завтрака. Приступили.
– Скажи, Фрол, вот почему так происходит?
– глубокомысленно спросил Федоров, вгрызаясь орудием труда в землю.
– На пачках сигарет пишут «Минздрав предупреждает»… и все такое. А на лопатах где такие надписи?
– На лопатах нет, ты прав. Иначе бы страна на молоке разорилась.
– Почему?
– Так за вредность всю армию пришлось бы поить. Это ж тебе никаких коров не хватит.
До завтрака и после Фрол с «отличником в школе» рыли яму недалеко от губы и госпиталя одновременно. Зачем она нужна, караульный, сидящий невдалеке и присматривающий за арестованными, объяснить не удосужился.
Завтрака, состоящего из перловки, куска черного хлеба и несладкого чая, Фролу хватило только на час работы. Он внезапно ощутил голод. Организм требовал еще. Вспомнилось несладкое времечко, когда ему приходилось питаться ничуть не лучше. Только последние года три жирует, хлеб маслом мажет. Снова придется затянуть поясок.
– Ты откуда родом?
– Фрол делал передых после своего захода. Лопата была одна на двоих, что хорошо.
– Астрахань, - Федоров медленно и монотонно выбрасывал землю наверх, обнимая лопату мощными клешнями.
– А я из Чебоксар.
– Жаль.
– Почему?
– Что не из Астрахани.
– Россия большая, - Фрол даже руками развел.
– Я думал, ты мою маму знал…
– Это почему?
– Ее все в Астрахани знают, она врач в детской поликлинике.