Годен к строевой!
Шрифт:
– Еще!
«Как он орет! Никогда бы не подумал», - Резинкин снова уперся мослами в кузов, пытаясь заставить «шишигу» двигаться вперед.
Ливень не стихал ни на секунду. «ГАЗ-66» ходил взад-вперед, все больше увеличивая амплитуду.
– Вместе!
И тут лейтенант почувствовал от людей отдачу. Он спинным мозгом ощутил, что они, отравленные сегодня утром каким-то дерьмом, смогут, они сделают.
Транспорт взревел недуром и неожиданно для всех выскочил на ровный участок
Мудрецкий посмотрел на часы. Без десяти.
– Все в машину, немедленно!
Они успели. Успели к сроку!
Вываливаясь около ворот парка из кабины, Юра улыбался. Вошел в кунг. Натоплено, аж жарко. На топчане развалился клювоносый Кобзев.
– Здоров, ну и погодка.
– Да, - Мудрецкий плюхнулся на стул.
– Толкать пришлось.
– Все, расписывайся в журнале, я сваливаю.
Мудрецкий молча расписался.
– Готово.
– Отлично. Счастливо подежурить.
Евздрихин выдохнул:
– Спасибо, Костя. Успели. Теперь молчок, понял? Держи бабки.
– Петр Петрович, какие проблемы, - басил выложившийся Кикимор.
– Катайтесь на здоровье, - пять сотен ушли к дембелю в карман.
Движок они перекинули минута в минуту. Как и рассчитывали. Вырвали один, вырвали другой. Поставили. Шито-крыто. Без оборудования, что есть в боксе, и не справились бы вдвоем. А так лебедка по рельсам бегает, кран в миниатюре. Главное, не суетиться.
Вроде обошлось.
– Поехали, до казармы довезу.
Прапорщик не скрывал своего удовлетворения, запуская новенький двигатель.
– Слышишь, как работает? Поет!
Заботин прибежал в офицерское общежитие - длинный одноэтажный барак на краю села Чернодырье - и передал приказ комбата явиться всем офицерам в расположение части.
Только что притопавшему из наряда Мудрецкому так хотелось к своему взводу, что он не постеснялся произнести несколько нехороших слов. Тем более что остальные матерились куда более грубо.
Стойлохряков рвал и метал, и металл рвал тоже. Три фрагмента стальной ручки бегали между пальцами до тех пор, пока на плацу не застроили весь батальон, все триста человек.
Начальник штаба Холодец подал команду: «Смирно!»
Комбат, выйдя на середину, «Вольно» не откатил.
Никто не знал, чем вызвано столь спешное построение.
Бабочкин шептал на ухо стоящему перед ним в строю Валетову:
– Не иначе война!
– Если б война, вокруг бы были одни грибы.
– Какие грибы?
– Ядерные.
Бабочкин перекрестился.
– Скажешь.
Комбат прочистил горло.
– В батальоне ЧП! Мне только
– Пузо комбата колыхалось, а сам он распалялся все больше.
– Сынки, да вы знаете, что такое голод?! Вы же понятия не имеете! Выйдите, пожалуйста, выйдите, кто писал анонимку! Я этому человеку ничего не сделаю, я только хочу в его глаза посмотреть. Пусть он мне скажет при всех, что у нас хреновая жрачка!
То ли среди выстроенных военнослужащих не было того, кто сочинил и неведомым способом отправил кляузу в дивизию, то ли комбат отпугивал своим страшным видом потенциального признанца, то ли словам командира о том, что тому, кто выйдет, «ничего не будет», таинственный аноним не верил. Роты застыли в строю, словно каменные.
Леха знал про себя, что это не он. Нет, точно, он не мог. И Фрол не мог.
– Химики не виноваты!
– выкрикнул Простаков во всю глотку.
Кто-то хыхыкнул, но батальон не заржал, чувствуя настроение предводителя.
Мудрецкий стоял справа от него и повернул голову.
– Молчи, - шикнул он.
– Извините, - начал оправдываться Алексей.
– Вижу, никто не выходит. Ладно, скажу в массу! Запомни, товарищ нехватчик, говно может сделать один, а разгребать его всем миром. К нам пообещали направить комиссию из округа. С завтрашнего дня начнем усиленно готовиться. Химики, на месте!
– рявкнул Стойлохряков.
– Остальные - разойтись!
Майор Холодец подбежал к отдельному взводу.
– Кто сказал?
– Я!
– гордо ответил Леха, делая шаг из строя.
– Рядовой Простаков!
– Вы не понимаете важности воинской субординации, товарищ недавно военнослужащий.
– Честная служба - крепкая дружба. Правдиво служить - классным воином быть!
Подошел комбат.
– Откуда это?
– Устав внутриказарменной службы капитана Большебобова.
Стойлохряков оскалился.
– Знаю такого. Славна армия пидормотами. Лейтенант Мудрецкий, за мной в штаб. Личный состав - в казарму. Рядовой Простаков связывает вместе пять ломов и начинает мести плац.
– Ничего себе, да как же ломами-то?… - Леха не знал, куда ему деваться.
– Разговоры, - набросился на него Холодец.
– Перед тобой командир части, а не чего-нибудь там между ног болтается! Молчать должен, словно глухонемой. И нечего мне глазки красные строить, словно животное какое с рогами и копытами!
В штабе батальона, небольшом двухэтажном зданьице старой постройки, кабинет Стойлохрякова занимал половину верхнего этажа, но не выглядел огромным, когда в нем находился его хозяин.