Годы испытаний. Честь. Прорыв
Шрифт:
…Тихо в лагере, крепок предутренний сон бойцов. Безмолвны стройные ряды пирамидальных сахарно-белых палаток, вымытых дождями, выхлестанных ветрами, выгоревших под знойными лучами солнца. Одинокими тенями маячат дневальные на линейках. Через ровные промежутки времени пройдет смена часовых, и снова все тихо, спокойно. Кругом все погрузилось в безмолвие. На дереве не шелохнется листик, на земле – травинка – все объято глубоким сном.
На востоке едва обозначалась теплящаяся полоска утренней зари, когда к штабу полка на бешеном карьере проскакал конный –
И скоро посредине лагеря полка, там, где под навесом стоит полковое знамя, раздались резкие звуки трубы дежурного сигналиста: «Тревога!» Труба торопливо будила всех. Ее звуки, знакомые по прошлым тревогам, в это раннее утро были какими-то особенно тревожными, словно сигналист выражал ту страшную опасность, которая зловещей черной тучей нависла над границами нашей Родины на рассвете двадцать второго июня.
– Тревога! В ружье! – кричали, дублируя команду, дневальные и дежурные в ротах.
Посыльные, застегиваясь на ходу, бежали как оглашенные к палаткам, где размещались командиры. Караул в полном составе выстраивался на передней линейке.
– Тревога, боевая тревога! – Андрей Полагута склонился над койкой и тряс Миронова. – Товарищ лейтенант, боевая тревога!..
Миронов вскочил, сел на койку и несколько секунд сидел неподвижно, бессмысленно уставясь на Полагуту.
– Ну и крепко же вы спите, товарищ лейтенант, – сказал извиняющимся голосом Полагута.
– Что случилось? – спросил Миронов.
– Боевая тревога, товарищ лейтенант! Боевая тревога! – повторил Андрей. – Разрешите идти? Мне еще Аржанцева надо поднять, у него связной заболел…
Через две минуты Миронов выскочил за связным.
Солдатские сборы недолги. Прошло не более трех минут, и из палаток уже выскакивали бойцы и бежали к оружейным пирамидам.
Вмиг острый забор винтовок в пирамиде растащили сотни протянутых рук.
В лагере еще было сумрачно от утренних теней деревьев, когда весь полк, батальон к батальону, выстроился и застыл в безмолвном ожидании приказа. Изредка звякнет штык, глухо ударит ручка лопаты о приклад винтовки или протарахтят катки запоздавшего «максима». И опять все замрет в напряжении, как туго натянутая, потерявшая звук струна. Бойцы полушепотом переговаривались. Командиры подзывали к себе старшин, сержантов и вполголоса отдавали какие-то распоряжения.
«Вот, черт возьми, не дали вдоволь поспать в воскресенье. Наверно, опять какой-либо проверяющий приехал» – так думал не только Еж, но и многие бойцы.
Повернув голову к Андрею, Еж спросил недовольным шепотом:
– Как думаешь, чья это затея, людей по выходным будить? Опять марш-бросок в противогазах или еще какая-нибудь чепуха?
– Не знаю, – резко ответил Андрей. – Может, и бросок… Спать хочется, аж кости ломит. – И он сладко зевнул, так что в скулах что-то хрястнуло.
– Гляди, вон комбат подъехал, – кивнул Ефим влево. – Сейчас все будет ясно.
Командир батальона с заспанными глазами, как всегда угрюмый, ловко спрыгнул со взмыленного, в яблоках, красивого жеребца с упругой лебединой шеей и
Нетерпеливо выслушав доклад начальника штаба о готовности батальона к действию, он вышел на середину строя, внимательно и придирчиво осмотрел застывшие шеренги красноармейцев. Затем, понизив голос, будто враг мог подслушать его, сказал:
– Товарищи бойцы и командиры, нам поставлена боевая задача совершить марш в укрепленный район и занять позиции. Есть сведения, что немецкая армия нарушила нашу государственную границу…
Он внезапно прервал речь. Все стояли в каком-то оцепенении, взвешивая каждое слово комбата. У всех запечатлелись в памяти слова: «Немецкая армия нарушила границу…»
Комбат с начальником штаба и с командирами рот отошел в сторону и развернул карту. Его окружили командиры. Они достали из планшетов блокноты, бумагу и стали делать какие-то заметки.
– Не может этого быть… Война? – продолжал сомневаться Андрей Полагута. – Ну, выдадут боевые патроны, совершим марш в укрепленный район, займем его, а к вечеру дадут отбой. Комбат поблагодарит батальон за отличные действия, и вернемся обратно в лагерь. Сколько таких тревог было, не перечесть! А наш Канашов мастер их разыгрывать и днем и ночью.
Мысли Андрея прервала команда лейтенанта Миронова.
– Равняйсь!.. Смирно!.. – громыхнул его резкий окрик и прокатился по лагерю – куда-то сразу исчезло пугливое эхо.
Взвод в полной боевой выкладке зашагал по пыльной дороге на запад навстречу неизвестности, а может, и войне…
Часть 2
Так началась война
Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу…
Глава первая
В два часа ночи двадцать второго июня генерала Мильдера разбудил адъютант. Из штаба танковой группы пришел срочный приказ в плотном конверте с тяжелыми сургучными печатями. «Вскрыть и ознакомить офицеров не позже три ноль-ноль», – гласила строгая надпись. Через десять минут к Мильдеру собрали всех офицеров. Они выслушивали приказ Гитлера:
«Доблестные солдаты, офицеры и генералы великой германской армии!
Русское правительство, не желая установить дружеские отношения, к которым я стремился, хочет решить вопрос силой оружия.
Несколько случаев нарушения границ со стороны большевиков не могут быть терпимы дальше нашей великой державой.
Надо положить конец этим безумным действиям. Я не вижу другого пути, как ответить силой на силу. Германские вооруженные силы с твердой решимостью будут бороться за честь и жизненные права германской нации.
Я надеюсь, что каждый солдат будет помнить высокие традиции германской армии и выполнять свой долг до последнего. Всегда и при всех обстоятельствах помнить, что вы – представители национал-социалистической великой Германии.