Годы испытаний. Книга 2
Шрифт:
Зинаида Куранда подползла к Русачеву.
– Командир батальона, Петрович, убит. Разрешите, товарищ комиссар, я пулемет их накрою.
– Да что, у нас мужиков нет? Лежи да стреляй, и на этом спасибо.
Глянула она на Русачева, отползла, будто и впрямь послушалась.
А немецкий пулемет ведет огонь, головы не дает поднять. Вызвал Русачев двух бойцов из мартеновского цеха - Тарабарина и Уханова, поставил задачу - уничтожить вражеский пулемет. Но Зинаида опередила их: подползла и гранатами забросала. И самой попало: осколками задело голову, грудь и ногу. Ее вытащили Тарабарин и Уханов. Русачев не мог простить ей самовольства.
– За уничтожение
Уцелевшие после наступления бойцы отошли ночью на берег реки. Комиссар, принявший командование батальоном, Приказал им закрепиться.
Потянулись дни обороны. Немцы не атаковали, но часто бомбили и обстреливали из минометов и орудии. Затянувшийся бой потребовал организации снабжения боеприпасами, налаживания питания. Возникли трудности и в управлении батальоном. Позиции тянулись на несколько километров, боец от бойца лежал в окопе на сотни метров.
Русачев напряженно вглядывался в темноту: ожидал, что вот-вот немцы их атакуют. Ему показалось, что кто-то ползет.
– Кто тут? Стрелять буду!
– крикнул он и щелкнул затвором винтовки.
– Это я, товарищ комиссар.
По голосу угадал он Зинаиду Куранду.
– А ну, сейчас же уходи отсюда!…
– Ходить-то мне больно. Пожалел бы гонять, товарищ комиссар.
Голова и ноги у Зинаиды перебинтованы.
– Тьфу ты, чертова баба! Как репей прицепилась, не отвяжешься от тебя. Ты же нас днем демаскировать будешь.
– Вот поэтому и пришла ночью…
– А что тебе делать здесь? Без тебя управимся. Подумаешь, сила прибавилась: одна баба.
– Ты, я замечала, и днем в очках-то не больно видишь, ну, а ночью что с тебя взять? Со мной пришло еще пятнадцать женщин. Тоже мне одна баба!…
Глава четырнадцатая
Подполковник Бурунов был ранен во время августовского наступления немцев. Остатки его дивизии, в которой служила военврач Аленцова, были переданы в состав 62-й армии генерала Чуйкова, оборонявшей Сталинград.
Аленцовой, как начальнику санитарной службы дивизии, было приказано организовать эвакуацию раненых за Волгу.
Утро разрушенного, истерзанного, но продолжавшего упорную борьбу осажденного города начиналось обычно с обстрела вражеской артиллерии и минометов, бомбежек переправ и правого берега реки.
Накануне ночью Аленцова с большим трудом перевезла на двух машинах тяжелораненых к переправе, под открытое небо, надеясь эвакуировать за ночь. Но ее надежды не оправдались. Большую часть времени переправа работала с левого берега к Сталинграду, перебрасывая осажденным войскам боеприпасы и продукты. Наплыв раненых, непрерывно поступающих из города, все увеличивался. Между представителями частей, ответственными за эвакуацию, разгорался чуть ли не бой. Спорили, кричали, доказывали, каждый старался поскорее переправить своих, Не вмешайся в это дело майор, руководивший переправой, пожалуй, Аленцовой не удалось бы переправить раненых. Озябшие от близости воды и начавшихся осенних холодов, голодные, изнемогающие люди лежали на носилках под обрывом берега, в нескольких стах метрах от врага, который засыпал их снарядами и минами. Аленцова вместе с Наташей Канашовой и двумя санитарами бегали, просили, умоляли переправить раненых через Волгу. Во время обстрела Аленцова была легко ранена в руку и голову. И все эти свалившиеся разом неприятности
Найти такое укрытие было не просто. Немцы держали весь город под непрерывными бомбежками и артиллерийскими обстрелами. Ей посоветовали идти к председателю исполкома райсовета Беларевой.
Среди руин и развалин с большим трудом отыскала она обгоревшее и полуразрушенное здание исполкома. Вокруг него выгорело несколько кварталов. Случайно встретившаяся женщина провела Аленцову в другое здание, куда переехал исполком. И вот, когда она, казалось, уже достигла цели, выяснилось, что попасть к председателю не так-то легко. В маленькую приемную председателя набилось много народу, и, если ждать очереди, то и через сутки не попадешь. И Аленцова, преодолев смущение, ринулась в дверь за первым же очередным посетителем, несмотря на то, что за ее спиной послышались протестующие голоса и даже ругань.
В кабинете она услышала спокойный, но требовательный голос сидевшей за столом женщины средних лет, в темном костюме.
– Минуточку, товарищ военврач, выйдите и подождите.
– Никуда я не пойду, пока не решите моего вопроса.
– Кто вы? Расскажите мне толком, какой помощи вы хотите от меня?
Аленцова долго рылась в карманах, как это бывает обычно, когда человек нервничает и торопится, и не находила своего удостоверения.
– Нате, читайте, - резко сунула она свое предписание.
– Мне приказано эвакуировать раненых за Волгу.
– Аленцова?
– удивленно проговорила председатель.
– Любопытно…
– А что тут любопытного? Да, Аленцова.
– Скажите, а это ваша девичья фамилия или по мужу?
Военврач окончательно вышла из терпения.
– Да вы что, издеваться надо мной? Вам, может, еще брачное свидетельство показать?
– Слушайте, - спокойно проговорила Беларева, - зачем вы нервничаете и кричите?
Спокойный и твердый голос Беларевои несколько остудил горячность Аленцовой.
– У вас муж не капитан-пограничник?
– Да, - вскинула удивленные глаза Аленцова.
– А вы что, его знаете? Он находился в госпитале…
Беларева все так же улыбаясь, подошли и взяла ее за руку.
– Давайте знакомиться. Аленцова, по мужу Беларева, родная сестра Николая, Татьяна Ивановна.
– Сестра Николая?
– И только тут она мигом вспомнила о сестре мужа, которую он очень любил. Летом прошлого года они собирались в отпуск к ней в гости.
– Так вот вы какая, оказывается, свояченица!
– Какая?
– улыбнулась Аленцова, поправляя сползающие бинты на голове.
– Горячая особа. Нелегко, видно, жилось с вами моему братцу, - сказала она и рассмеялась.
– Вы не обижайтесь на меня. Я это в шутку.
Беларева села, набрала номер.
– Сидорков, тут к тебе сейчас придет красивая, но очень сердитая женщина. Военврач. Приметная, у нее забинтована голова. Надо разместить тяжело раненных бойцов в подвале школы на улице Сталина. Помоги ей. И воду надо, а главное - накормить людей.
Беларева встала, и тут только Аленцова разглядела, что она не так уж стара, как ей показалось вначале. Усталость, напряжение в работе сделали ее лицо тусклым. Особенно старили ее седые пряди.