Годы оккупации
Шрифт:
Далее среди почты журнальная статья молодого профессора философии из Восточной зоны, своего рода вундеркинда, в которой он требует моей головы. Он делает это с терпеливой настойчивостью, хотя и не совсем доволен результатами, так как жалуется на поступление анонимных писем.
Я бегло просматриваю цитаты, которые он ставит мне в вину, и среди них нахожу: «Рабство можно значительно усилить, придав ему видимость свободы». Сегодня я бы это вряд ли так выразил, не потому что переменил свое мнение, а потому что это может быть принято как рецепт людьми такого склада, которые в рецептах не нуждаются. Между тем это остается хорошим положением, ключом к парадоксальным явлениям современного общества, которые иначе трудно поддаются объяснению. Вероятно, оно пришло мне в
165
Шамфор Себастьян Рош Никола де (1741–1794) — французский писатель, мыслитель-афорист. Трагедия «Мустафа и Зеангир» (1778) в духе классицизма, «Максимы и мысли. Характеры и анекдоты» (1795). Казнен в период якобинской диктатуры
166
Маркиз Поза — персонаж драмы Шиллера «Дон Карлос» (1787). Маркиз Поза, друг главного героя, воплощал образ просвещенного правителя, имевшего довольно широкие, но все же ограниченные возможности. Его стесняла тирания Филиппа И, отца Дона Карлоса.
Далее я узнаю, что, оказывается, это я придумал «тотальную мобилизацию». И это тоже заблуждение; я ее открыл, я дал ей имя, а это большая разница. Однажды во время войны я прочел, что американский президент приписывает своей стране славу проведения величайшей в истории тотальной мобилизации. Сам принцип остается как одно из неизбежных явлений, порожденных логикой развития динамического мира. Сегодня именно так вооружаются, поскольку иначе вообще не стоит браться за эту задачу, а лучше уж каким-то иным способом отдавать дань требованиям времени. Случается, что и модистки стреляют из чердачных окон, если не у нас, так в других местах.
В какой-то момент я чуть не поддался искушению написать ему письмо, поскольку я гораздо лучше могу поставить себя на его место, чем он себя на мое. Однако это было бы бесполезной затеей в нашей стране, где мыслящие люди не способны вырваться из тех клеток, в которые они себя загнали. После третьего предложения уже знаешь, как они проголосовали на выборах. Это страна, в которой либо нет ни одной академии, либо их целый десяток. С циником вроде старика Леото можно было провести целый вечер, не получив ни одного напоминания о том, что Германия и Франция находятся в состоянии войны. Среди образованных людей так тому и следовало бы быть, и это замечательная отдушина: Voila un homme.(Вот это человек! (фр.) — слова, обращенные Наполеоном к Гёте при их встрече в 1808 г) В конечном счете это и есть та формула, к которой должен сводиться результат сложнейших расчетов, в противном случае все ограничивается толчением воды в ступе.
Вернулся из Ганновера. В поездках туда я пользуюсь велосипедом, лампочка которого питается током от маленькой динамо-машины. При медленной езде лампочка светит тускло, при быстром движении ярко разгорается. В трудных местах перед тобой встает дилемма: либо снизить скорость, как того требует осторожность, но тогда свет меркнет и обзор сужается. Либо ехать быстрее, тогда видимость увеличивается, но вместе с нею и опасность.
Это схема, с которой приходится сталкиваться во многих жизненных ситуациях. Либо надо делать упор на спокойствие, либо на энергичность. И то и другое чревато опасностью.
Первая половина дня в лесу; по дрова. Для рубки деревьев уже поздновато, березы сильно кровоточили. Работа была утомительная. Мысль: «Мог
В ответ на это: «Но тогда бы ты не попотел».
Ладно. Потому что нет в нашем мире ничего более непозволительного, как сравнивать два рода деятельности, пользуясь в качестве масштаба деньгами. Тогда мы придем к тому, что «Time is money»(Время — деньги (англ.)) — лозунгу, который полярно противоречит достоинству человека. Зато правильно высказывание Теофраста, [167] который сказал, что «время — это дорогая затрата».
167
Теофраст — древнегреческий философ, ученик Платона и Аристотеля
Каждый труд заключает в себе нечто такое, что невозможно оплатить в деньгах, дает самодостаточное удовлетворение. На этом основана истинная экономика мира, глубинная стабильность прихода и расхода, надежная прибыль.
Если бы дело обстояло иначе, крестьянин должен был бы считать себя зависимым от биржевого курса, а не от земли, солнца и ветра. Писатель должен был бы изучать настроения масс и подстраивать свой труд под господствующие банальные мнения. Из садов исчезли бы цветы, а из жизни — изобилие. Не было бы ни живых изгородей, ни парков, ни вьющихся ручейков, а в полях не стало бы межей.
Труд освящается тем неоплатным, что он содержит в себе. Эта божественная составляющая служит человеку неиссякаемым источником счастья и здоровья. Можно даже сказать, что цена труда зависит от меры вложенной в него любви. В этом смысле труд становится подобен досугу; на более высокой ступени труд и досуг сливаются воедино. Я видел пахаря, бредущего за своей упряжкой, перед которым в лучах утреннего солнца золотом вспыхивала свежая борозда. Урожай — всего лишь процент этого изобилия.
В поддержку себе я позвал с собой Ханке. Старику уже за семьдесят лет, он живет у нас как беженец из Судетской области. При кайзере он с 1905 по 1908 г. служил в егерских частях и с особенным удовольствием приветствует меня, отдавая по-военному честь. Во время наших бесед он отдает предпочтение военным воспоминаниям. Одним из самых памятных стало для него участие в торжественном параде, который принимал старый Франц Иосиф во время императорских маневров под конец его срочной службы. Рядом с ним у одного солдата покачнулось ружье. Император, сидевший на коне, дважды яростно крикнул: «Господин капитан! В вашем полку один солдат сделал „вольно!"» Наследный принц Франц Фердинанд, стоявший рядом со стариком, попытался его успокоить:
— Будет тебе дядюшка! Должно быть, тебе показалось; все хорошо.
Рассказывая об этом старик Ханке входит в раж:
— А на самом деле так и было, это же был мой сосед, он чуть не сломал строй в шеренге, я же сам видел!
И тут он берет топор, вскидывает его себе на плечо и со своими-то скрученными ревматизмом суставами принимается выполнять артикулы:
— Вот как положено маршировать! Вот так!
Все это после двух проигранных с того времени войн выглядело как что-то потустороннее; жаль, этого не видел тогда Кубин! Как-то раз он мне написал: «Вы правильно меня угадали; я могильщик старой Австрии».
Вечность — не количественная величина, а качество. Поэтому более всего к ней приближаются не тысячелетия и миллионолетия, а один миг. К нему устремляются живые создания, чтобы в нем сгореть, мушки-однодневки роем летят на огонь свечи.
Да и всякое глубинное знание рождается не временем, а мгновением.
У людей, как у деревьев, есть северная сторона и, как у гор, южные склоны. Надо только отыскать вход в раскинувшиеся виноградники, в кладовую подземных сокровищ. Тогда найдется золото и вино, где никто и не ожидал его найти.