Годы прострации
Шрифт:
— Я — рыба! До школы я доплыву! — визжала Грейси, наряженная в костюм то ли рыбы, то ли девицы легкого поведения. Я торопливо сел на велосипед, оставив разбушевавшуюся дочь на жену. Дождь лил как из ведра, ну и пусть.
Я бы и тайфуна не испугался, лишь бы убраться подальше от этого визга.
Мистер Карлтон-Хейес опять отсутствовал. Молодой человек в черных квадратных очках спросил, нет ли у нас чего-нибудь по тропическим болезням. Вид у него был не очень здоровый, и я решил держаться от
Когда он ушел, я опрыскал торговый зал магазина «Деттолом», дезинфицирующим антисептиком, — на всякий случай. Я не могу позволить себе заболеть.
Суббота, 14 июля
Найджел позвонил мне на работу и объявил, что он влюбился «в такого же слепца, как я сам»! И когда же мой друг поумнеет? Было бы куда лучше для всех, если бы он запал на человека с нормальным зрением. А теперь Найджел и его новый партнер Ланс Ловетт в обнимку станут бродить на ощупь, натыкаясь на мебель, проливая напитки, и так же, не размыкая объятий, попадут под машину!
Я указал Найджелу, что он роет себе яму.
— Но у меня есть надежный помощник — Грэм, — возразил он.
— Грэм — собака, Найджел! Он с одним хозяином с лап сбивается, и несправедливо навязывать ему сразу двух слепых. Пес не обязан работать сверхурочно.
— Да не волнуйся ты так за Грэма, — рассердился Найджел. — Он обленился как черт знает что. Вчера я попросил его принести чистое полотенце из сушильного шкафа, а он даже ухом не повел.
Воскресенье, 15 июля
Позвонил Найджел. В истерике.
Грэм умер. Явившийся по вызову ветеринар сказал, что пес мертв уже по меньшей мере половину суток.
— И ты не сообразил, что несчастная псина перестала дышать? — с издевкой спросил я. — Я-то думал, что у слепых обостренный слух.
— Ты путаешь меня с Суперменом, — сквозь рыдания ответил Найджел. — Ладно, Моули, я прошу тебя приехать и похоронить Грэма в саду.
— Почему я? — посетовал я, положив трубку и поворачиваясь к Георгине. — Почему меня всегда просят хоронить дохлых псов?
— И сколько же псов ты похоронил? — осведомилась Георгина.
— Двух. Собаку Берта Бакстера, Штыка, и того, что долго жил в нашей семье.
— Как его звали?
— Псом, — пожал я плечами. — У него не было клички.
— Значит, две мертвые собаки… За сколько лет?
— Двадцать без малого.
— Ну, вряд ли можно утверждать, что ты только и делаешь, что зарываешь дохлых псов.
10 часов вечера
Из-за
Мать обвинила меня в жестокосердии:
— Ты разбиваешь сердца двум слепым людям.
В ответ я указал, что Найджел и Ланс собираются в поход на байдарках по норвежским фьордам, так что, наверное, они способны выкопать небольшую ямку для золотистого лабрадора.
Отец, подкатив поближе на инвалидном кресле, ткнул меня кулаком:
— Я бы сам выкопал ему яму, если бы Господь не послал мне инсульт!
— Это был не Господь, Джордж, — поморщилась мать. — Это было свиное сало и две пачки сигарет в день.
Позвонил Найджелу узнать, есть ли у него лопата.
— У меня не было лопаты, даже когда я мог видеть, блин. И зачем мне ее сейчас заводить? — ответил он.
Я услыхал, как где-то на заднем плане всхлипывает Ланс под музыкальные позывные Вечерних новостей.
Понедельник, 16 июля
Бросил мистера Карлтон-Хейеса одного управляться в магазине, а сам вызвал такси из дома. Георгина, которая раньше ни капли не интересовалась Грэмом, вызвалась сопровождать меня на похороны:
— А то мы никуда вместе не ходим.
— С каких это пор собачьи похороны считаются развлечением? — удивился я.
— Там наверняка соберется компания симпатичных геев, — предположила Георгина, — а они — ребята забавные.
Она оделась в черное с головы до пят и даже ногти покрасила черным лаком. Я сказал ей, что зря она вырядилась в траур, Найджел и Ланс, главные скорбящие, не оценят этого жеста, ведь на двоих у них всего два процента зрения.
— Я в черном, потому что скорблю по моей долбаной жизни! — ответила Георгина.
Я заметил, что таксист поглядывает на нее в зеркало заднего вида. Он явно не одобрял поведения моей жены, да и мне самому было за нее немного стыдно.
Однако в ее голосе звучало неподдельное отчаяние.
Мне захотелось ее как-то развеселить. Взяв Георгину, я предложил после похорон отправиться в китайский ресторан Уэйна Вонга. Она сжала мою ладонь и улыбнулась. И это было как яркий луч солнца, прорвавший низкие грозовые облака.
В половине десятого мы подъехали к дому Найджела. На входной двери висел траурный венок. Я и представить не мог, что погребение Грэма будет обставлено столь помпезно.
Найджел позвал гостей. В углу большой комнаты он устроил нечто вроде раки Грэма: цветная фотография в рамке — Грэм улыбается, свесив язык, — а на бархатной подушке ошейник покойного пса, бирка с именем и адресом его хозяина и собачье печенье, обрызганное серебряной краской. Ланс выглядит лет на десять старше Найджела, и он бреет голову, хотя и не очень аккуратно — его череп пестрит как зажившими, так и свежими порезами. Ланс был в темном костюме, а в ухе у него сверкала золотая сережка, — похоже, он думает, что сережка добавляет ему необычности.