Годы прострации

Таунсенд Сьюзан

Георгина прочла послание, стоя у меня за спиной:

— Ты что, совсем рехнулся? Я категорически запрещаю тебе это рассылать. Кому интересны наши отстойные болячки? А парк сафари — это и вовсе страшная тайна.

На терапию я надел свой лучший костюм, рубашку и галстук. Но Салли сегодня не было. Я показал покраснение Клэр, которая работает исключительно по выходным, когда ее муж может взять на себя заботу об их двухлетних тройняшках. Клэр велела не беспокоиться насчет покраснения в области лучевой татуировки, на данной стадии лечения это нормально. Предупредила,

что татуировку нельзя ни тереть, ни намыливать, и посоветовала есть морскую капусту, органические яйца по одному в день и много-много чеснока.

— Мойте пораженную область только водой под очень слабым напором. Кожу смазывайте оливковым маслом или соком алоэ, но ни в коем случае не пользуйтесь кремами — в них содержатся консерванты, которые могут вызвать раздражение. Странно, — добавила она, — что Салли вам всего этого не сказала.

Я спросил, верит ли она в альтернативную медицину, в связи с чем упомянул моего тестя, Майкла Крокуса, владельца магазина здоровой еды.

— Да, я его хорошо знаю! Я купила как-то бидон его «Оргосвеклы». А потом обратилась в Инспекцию качества продуктов и услуг.

Отправился в книжный магазин, и мы с Бернардом и Хайтишем украсили витрину рождественскими книгами, добавив немного остролиста, плюща и омелы, добытых моей матерью незаконным путем.

Бернард спросил, что я делаю на Рождество. Праздную дома с семьей, ответил я.

— Ах, семья! — вздохнул он. — До чего же офигенная институция! Чертовски полезна в праздники и выходные.

На мой вопрос о том, как он проведет Рождество, Бернард ответил:

— Как, цыпленочек? На дне бутылки, надо полагать, где и пролежу в отрубе, пока не закончатся торжества и не возобновится нормальная жизнь.

Я так и не смог сказать Бернарду и Хайтишу, что после Рождества торговля в магазине прекратится.

К ратуше я подошел, когда часы на башне пробили два. Площадь была уставлена деревянными щитами с информацией о раке, лотками с соответствующей литературой и плакатами со схематичным изображением простаты. Пандора была уже на месте, в окружении мужчин среднего возраста. Госпожа мэр выглядела весьма колоритно в сари, расшитом покрывале и мэрской цепи. Она произнесла речь о том, какие замечательные в Лестере больницы. Ей вежливо похлопали.

Завладев микрофоном, Пандора разразилась подстрекательской речью о государственном здравоохранении. Она дала понять, что консерваторы с радостью обрекли бы нас всех на платную медицину и, если они придут к власти, нам придется раскошеливаться на каждый визит к врачу. Затем она призвала больных раком не стесняться и подойти к микрофону. На ее призыв тут же сбежалось невероятное количество вполне здоровых на вид мужчин, включая меня. Пандора попросила желающих поделиться своим опытом общения с государственной медициной. Желающих не наблюдалось, и тогда, обратившись ко мне по имени, Пандора вытолкнула меня к микрофону. Я, спотыкаясь через слово, коротко рассказал, как меня лечат в Королевской больнице. Как ни странно, мне бурно аплодировали, а некоторые даже издавали боевой клич американских индейцев. Позже, когда мы с Пандорой пили едва теплый кофе в вестибюле мэрии, я отметил неадекватную реакцию публики на мое выступление.

— Да, говорил

ты хреново, — согласилась Пандора, — но тебе аплодировали за мужество.

— Мужество? Да я часто плачу под одеялом и жалею себя.

— Все больные раком — отважные, мужественные люди, — отчеканила Пандора. — Все они борются со страшной болезнью и не хотят ронять своего достоинства. Людям незачем знать, как ты хнычешь под одеялом, Ади.

Я бы с удовольствием посидел с ней подольше, но Пандора торопилась на осмотр нового театра «Извилина» в компании с Кейтом Вазом, депутатом парламента от Лестера. А не предложить ли этому театру мою «Чуму!»? Не сомневаюсь, дирекция будет только рада свежей пьесе местного драматурга.

Воскресенье, 2 декабря

Проснулся в 5.30 утра и мысленно составил перечень моих невзгод. Жалость к себе меня буквально раздирала, пока я не сообразил, что по крайней мере мне не приходится присматривать за двухлетними тройняшками.

В 7.30 мы с Грейси отправились на прогулку в деревню, а заодно за газетами «Санди таймс» и «Обсервер». Когда мы проходили мимо церкви Св. Ботольфа, Грейси заинтересовалась, что это там за «серые штуковины». Они называются «надгробиями», пояснил я. Дочке захотелось посмотреть на них поближе, мы вошли в калитку и остановились у одного из надгробий. Грейси попросила прочесть, что написано на «этом камушке».

— «Здесь лежит Артур Гуд Чайлд, усердный слуга Господа. Скончался в возрасте шестнадцати лет 23 декабря 1908 г.», — прочел я и добавил: — Шестнадцать лет, как грустно.

— А где сейчас Артур Гудчайлд? — спросила Грейси.

— Под землей, — ответил я с некоторой заминкой.

— А его мамочка по нему скучает?

— О да, сильно скучает.

— Тогда почему она его не выкопает?

Позвонил доктору Вулфовицу узнать, не выпишет ли он мне какое-нибудь стимулирующее средство. Мне необходимо одолеть сонливость, чтобы закончить «Чуму!».

— Я не намерен давать вам амфетамины, мистер Моул. К тому же английские писатели в подобных случаях традиционно прибегают в водке, сигаретам и черному кофе, забыли?

Понедельник, 3 декабря

Терапия.

На голове у Салли торчали оленьи рога. Сегодня в отделении лучевой терапии рождественская вечеринка. Никого из пациентов не пригласили. Меня это задело.

Из больницы поехал на работу. В магазин явился мужчина в женской шубе и спросил, торгуем ли мы электронными книгами.

— Нет, — ответил я. — И электронным кофе тоже.

— Госссподи, и почему в книжных магазинах тебя всегда облают? — Клиент в шубе вышел, хлопнув дверью.

— За электронными книгами будущее, — сказал Хайтиш. — На «Амазоне» ими вовсю торгуют.

— Да какой от этой хрени кайф! — вскипел Бернард. — У электронных книг нет запаха, и их нельзя читать, когда чертовы батарейки сядут.

Вошла женщина с тысячью пакетов, ей требовался подарочный экземпляр «Улисса»: