Гоголь
Шрифт:
Еще подростком Гоголь просит отца прислать ему «Эдипа», «Поэму Онегина», а также «Собрание образцовых сочинений в стихах и в прозе». Он пишет матери, чтобы она отправила ему «Опыт о русском стихосложении», откладывает деньги на покупку книг любимых писателей.
Он занят также и сочинительством. «Сколько везу к вам теперь сочинений, картин!» — старается он обрадовать мать. (1826 год, 16 ноября.) «Думаю удивитесь вы успехам моим, которых доказательство лично вручу вам. Сочинений моих вы не узнаете: новый переворот настигнул их. Род их теперь совершенно особенный». (1826 год, 23 ноября.)
В «Авторской исповеди» Гоголь сообщает о своих первых опытах:
Это заявление надо принять с оговорками. Одно из первых стихотворений, акростих, является сатирой на школьного товарища Бороздина. Высоцкий сообщает, что Гоголь-лицеист написал сатиру на нежинских обывателей: «Нечто о Нежине, или дуракам закон не писан». К лирическому жанру надо, по-видимому, отнести стихотворную балладу «Две рыбки», посвященную его младшему брату. Упоминается дальше трагедия «Разбойники», стихи «Россия под игом татар».
Помышлял ли Гоголь тогда сделаться писателем?
Гоголь это отрицал.
«В те годы, когда я стал задумываться о моем будущем (а задумываться о будущем я начал рано, в те поры, когда все мои сверстники думали еще об играх), мысль о писателе мне никогда не всходила на ум, хотя мне всегда казалось, что я сделаюсь человеком известным, что меня ожидает просторный круг действий, и что я сделаю что-то для общего добра. Я думал просто, что я выслужусь, и все это доставит служба государственная». («Авторская исповедь».)
Действительно, в переписке Гоголя с родными и товарищами нет указаний на то, что чувствует в себе призвание писателя; наоборот, о государственной службе Гоголь говорит в выражениях, самых решительных. Однако литературные наклонности у Гоголя и в то время были не поверхностны и не случайны, хотя никто не находил в них ничего примечательного. Школьный товарищ Гоголя Любич-Романович вспоминает: Гоголь-лицеист искал сближения с крестьянами и мещанами, после бесед с ними запирался в своей комнате и писал. А Стороженко, знавший Гоголя юношей, рассказывает: однажды он застал его за сочинением стихов и в шутке спросил, неужели он хочет тягаться с Пушкиным, Гоголь ответил: «Да! Не робей, воробей, дерись с орлом!» Артынов, тоже товарищ Гоголя по гимназии, отмечает: Гоголь любил посещать предместье Нежина, имел там знакомых крестьян, бывал на их свадьбах. Кулиш сообщает:
«Пишущему эти строки случайно достались классные упражнения на заданные темы Гоголя… Сочинения Гоголя отличаются уже некоторой опытностью, разумеется, ученического пера, и силою слова… Литературные занятия были его страстью» [7] .
Одно время Гоголь был библиотекарем книг, выписываемых в складчину. Неряха и ленивец, он старательно завертывал в бумажки большой и указательный пальцы читателям и строго следил за сохранностью книги. В ученический сборник «Навоз Парнасский» он сдал повесть «Братья Твердославичи». Повесть решительно и беспощадно забраковали. Гоголь ее уничтожил.
7
Кулиш. Записки, т. I, стр. 23.
Занимался
«На-днях я получил 5-ю часть „Ручной математической энциклопедии“, которая только что вышла. Не знаю, как воздать хвалу этому образцовому сочинению, верите ли что я только читая ее понял все то, что мне казалось темным, неудовлетворительным, когда проходил математику. Как удивительно изъяснена теория дифференциального и интегрального исчисления… Мне нравится, что во всем этом курсе (который состоит из тринадцати томов) всякая часть, даже самая арифметика, написана так, что ее никак нельзя учить буквально». (1827 год, 13 сентября.)
Все дело заключалось именно в том, что нежинские педанты заставляли зубрить «буквально», а к буквальному Гоголь испытывал непреодолимое отвращение. Поэтому школа точных знаний Гоголю не дала, а некоторые скудные сведения приобрел он самоучкой. Говорят, он любил ботанику и в свободные часы подолгу беседовал с садовником.
Как бы то ни было, Гоголь вышел из школы с ничтожным запасом научных знаний и за исключением истории и литературы не пополнял их. В этом он решительно уступал и Пушкину, и Жуковскому, и многим другим своим современникам, хотя нуждался в приобщении к культуре больше их, потому что был проникнут религиозными предрассудками, был чрезвычайно суеверен, мнителен.
Миргородская и нежинская среда отличалась низменностью интересов, затхлостью и застоем. Гоголя не затронули еще и в то время громкие отголоски первой французской революции. Восстание декабристов не нашло в нем никакого положительного отклика. Мимо него проносилось умственное движение передовых умов тогдашнего времени. До многого Гоголь, подобно Ляпкину-Тяпкину, доходил своим умом.
Однако мертвящий гнет окружающей обстановки, повторяем, Гоголь чувствовал глубоко. Он признавался Высоцкому:
«Уединяясь совершенно от всех, не находя здесь ни одного, с кем мог бы слить долговременные думы свои, кому бы мог выверить мышления свои, я осиротел и сделался чужим в пустом Нежине. Я иноземец, забредший на чужбинуискать того, что только находится в одной родине, и тайны сердца, вырывающиеся на лице, жадные откровения, печально опускаются в глубь его, где же такое же мертвое безмолвие… Не знаю, как-то на следующий год я перенесу это время!.. Как тяжко быть зарыту вместе с созданиями низкой неизвестности в безмолвии мертвое! Ты знаешь всех наших существователей, всех, населивших Нежин. Они задавили корою свой земности, ничтожного самодовольствия высокое назначение человека. И между этими существователями я должен пресмыкаться… Пожалей обо мне!» (1827 год, 26 июня.)
Гоголь боится, что судьба забросит его с толпой самодовольной черни в самую «Глушь ничтожности». Косяровскому он жалуется:
«Я весь в каком-то бесчувствии». (1827 год, 3 сентября.)
«Холодный пот проскакивал на лице моем при мысли, что, может быть, мне доведется погибнуть в пыли, не означив своего имени ни одним прекрасным делом; быть в мире и не означить своего существования — это было для меня ужасно». (1827 год, 3 октября.)
Это — настоящий вопль юноши, уже измученного «существователями», пошлостью и ничтожеством, вопль, совершенно искренний, несмотря на высокопарность, которая тогда была в ходу и в литературе и в переписке.