Гоголиана. Писатель и Пространство

Отрошенко Владислав Олегович

И вот в такой неудачный для рыболовов Симона и Андрея день проходил близ Галилейского моря Иисус. Он увидел их. Они старательно вымывали сети на берегу, выбирали из них ракушки, водоросли. За ночь они не поймали ничего, да и ветреный пасмурный день не сулил большого улова. Об этом они и говорили между собой, браня погоду и море. Иисус подошел к ним, тронул пальцами за плечи и того, и другого и негромко сказал: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков». И все. Больше ничего. Они переглянулись, выпустили из рук сети и пошли за Ним, даже не взглянув на свою лодку, переваливавшуюся с боку на бок у берега и капризно скрипевшую уключинами.

Ну как

же это могло быть? Взяли и пошли. Все бросили, все забыли и по слову пошли за Ним… Необъяснимо и необъясняемо. Истинное чудо.

Так у Матфея, самого простодушного и незатейливого из евангелистов.

Евангелист же Лука мудрено и деловито рассеивает это чудо, к описанию чуда же и прибегая, – впрочем, чуда, гораздо более прозаического, театрального, показного, гораздо более, так сказать, нечудесного, чем то, о котором поведал Матфей.

Словом, Лука все объясняет.

Согласно Луке, все было не так уж и просто – взяли да и пошли по слову! Нет. Сначала Иисус предложил рыболовам отплыть вместе с ним на лодке на глубину. Они отплыли на вержение камня или на стадию – туда, где обычно Симон рыбачил с Андреем. Когда же остановились, Он осмотрелся, указал рукою на воду и сказал:

– Вот здесь закиньте сети для лова.

Симон, как видно, даже вспылил, отвечая Иисусу.

– Наставник! мы трудились всю ночь и ничего не поймали, – обиженно возразил он.

Однако, несколько успокоившись, рассудительно добавил, что если Иисусу угодно, то он, Симон, закинет по Его слову сеть. И тут же закинул ее. И что же! Рыбы наловили столько, что ею наполнили две лодки, да так, «что они начали тонуть», восторженно уточняет Лука. И такое было количество рыбы, – повествует евангелист, – что бедный Симон припал к коленям Иисуса, умоляя Его уйти немедленно, «Ибо ужас объял его и всех, бывших с ним, от этого лова рыб, ими пойманных».

И вот только после свершения этого чуда Иисус сделал то, что чудом уже и не выглядит. После этого Он призвал Симона, сказав ему: «Не бойся; отныне будешь ловить человеков». Но Он мог бы и не говорить этих возвышенно-таинственных слов, ибо на Симона и Андрея чудесный улов произвел такое впечатление, что они и без всяких дальнейших слов – не по слову, но в силу вида совершенного чуда – решились бы на то, на что они и решились: «вытащивши обе лодки на берег, оставили все и последовали за Ним».

Так у Луки.

Так развенчано пышным чудом великое чудо, скромно и кротко описанное Матфеем, которого Лука, должно быть, не раз упрекал за то, что тот пренебрег изображением чудесного улова.

– Ах, Лука, – отвечал, должно быть, на эти упреки Матфей, – за Ним была Истина, и он был достаточно ею проникнут, чтоб призвать одним только Словом.

– Нет, Матфей, нет! – возражал Лука. – Чудо должно быть ярким и зримым!

…Разговаривая так, они стояли на том самом месте, где Иисус призвал Симона и Андрея. Время от времени, прерывая спор, евангелисты прохаживались в раздумьях, заложив руки за спину и ничего не замечая вокруг – Лука не замечал, что Матфей расхаживает по воде, как по суше, – не замечал этого и сам Матфей…

Два ожерелья

Первая ставка в этой беспримерно азартной игре была достаточно скромной – жемчужное ожерелье. Его поставил на кон царь Западных

земель Индии Юдхиштхира, принадлежавший к роду пандавов. Юдхиштхиру вызвал на игру в кости его двоюродный брат из рода кауравов, царь Дурьйодхана, владевший Восточными землями Индии. Именно вызвал, как вызывают на дуэль. Отказаться от игры в кости, если последовал вызов, в Древней Индии считалось бесчестьем для всякого кшатрия, представителя касты воинов и правителей. Юдхиштхира был истинным кшатрием.

Принимая вызов, он превосходно знал, что в какой бы то ни было игре для него нет более опасного противника, чем Дурьйодхана, потому что Дурьйодхана злобно его ненавидит; Дурьйодхана завидует его несметным богатствам и ослепительной роскоши его чудесных дворцов в Индрапрастхе, столице пандавов (современном Дели); Дурьйодхана считает несправедливым раздел наследственного царства на Восточное, доставшееся ста братьям кауравам, и Западное, где властвуют всего пять братьев пандавов во главе с Юдхиштхирой. Знал Юдхиштхира и то, что его двоюродный брат Дурьйодхана мечтает владеть безраздельно всем царством. И, наконец, царю пандавов было известно самое главное – что у Дурьйодханы есть дядя по имени Шакуни и что во всей стране Бхаратов – Индии – нельзя найти игрока в кости равного этому коварному дядюшке, который столь же ловок, сколь и нечист на руку. Играть предстояло именно с ним. Дурьйодхана же будет только делать ставки. Таковы были условия игры. Юдхиштхира согласился на них.

И игра пошла.

Она происходила в Хастинапуре, столице кауравов (в ста километрах к северо-востоку от нынешнего Дели), при огромном стечении народа в обширном Дворце собраний, специально построенном для этой игры в XII веке до Р. Х.

Дурьйодхану ничуть не смущало то обстоятельство, что первая ставка – жемчужное ожерелье – была чересчур умеренной, чтоб назвать ее царской. Ведь и он, Дурьйодхана, знал кое-что сокровенное о своем двоюродном брате, царе Юдхиштхире. Он знал, что мудрый, доблестный и беспорочный царь подвластен лишь одному пороку – дьявольскому азарту, помрачавшему временами его рассудок.

И главная ставка Дурьйодханы – ставка на азарт – сыграла. Уже через минуту-другую, когда ожерелье было выиграно Дурьйодханой благодаря искусному жульничеству дядюшки Шакуни, Юдхиштхира сам предложил противникам сыграть не на мелочь, а «делая тысячные ставки».

И игра пошла на тысячные ставки.

Пошли на кон сто кувшинов – по тысяче золотых монет в каждом. За ними – царская колесница, «победоносная и священная». За колесницей – тысяча боевых слонов, «с золотыми подпругами». И все это выиграл в пользу любимого племянника Дурьйодханы ловкий Шакуни. Но Юдхиштхира уже не мог остановиться. Азарт толкал его в пропасть. Азарт неумолимо втягивал его в великую игру.

И великая игра пошла.

Кости зловеще плясали на мраморном столике. Они останавливались лишь на мгновение в ожидании новой ставки. И головокружительные ставки следовали одна за другой. Сто тысяч рабынь, «юных и дивно-прекрасных», поставленных Юдхиштхирой на кон, уже не принадлежали ему. Уже не был он властелином ста тысяч рабов, «почтительных и благосклонных», взятых с кона одним броском. Уже не он распоряжался бесчисленными колесницами, слонами, конями, воинами и всею казною царства пандавов. Но у царя оставалось то, что мог поставить на кон только царь. И он поставил: город Индрапрастху и всю страну пандавов вместе с ее достоянием и всеми людьми, ее населяющими, исключая брахманов – членов высшей касты, владеющих небесным знанием Вед и никому на Земле не подвластных.