Golden Age
Шрифт:
– Что, уела она тебя?
– Уела, - согласился Эдмунд. – И эта участь тебе грозит, Пит, если будешь больше болтать, чем думать.
Верховный король тут же развернулся к нему лицом, уставился на шахматную доску. Что-то ему подсказывало, что брат опять задумал неладное, а чистить стойло Филлипа Питеру также не хотелось. Пока ребята молчали, Люси вновь обратилась к Сьюзен, которая за работой прятала смущение:
– Скажи, ты любишь того маркиза?
Девушка прислушалась к своему сердцу, воскресила в памяти лицо жениха. Должно же быть что-то… Что именно? Сьюзен не знала, но не ощутила ровным счетом ничего. Стук в груди был по-прежнему ровным и спокойным, а кровь к щекам приливала от неловкости. Родные так беспечно говорили на тему, которая смутно тревожила
– Нет? – Люси правильно истолковала молчание сестры. – Ну вот видишь! Значит, это не то! И как можно выйти замуж за нелюбимого человека?
Сьюзен грустно посмотрела на наивную девочку. Конечно, никто кроме нее самой не определит будущего супруга, это право Питер отдал ей, хотя руки сестры просили именно у государя. Однако тут многое решает и политика. Старшая королева, как и Верховный правитель, может помочь Нарнии заключить прочный союз, и об этом не следует забывать, делая выбор. Для Люси все было так просто и немудрено, что Сьюзен ей невольно завидовала. Ее чистоте и незамутненности, той легкости и простодушию, с которыми девочка относилась к жизни.
– Не переживай! Ты обязательно встретишь того, о ком мечтала, уж тебе-то об этом не нужно волноваться! – заверила ее Люси. – Столько кандидатов. Уверена, маркиз был только первый!
Сьюзен осеклась. Чем-то слова сестры ее задели, зацепили тонкую струну в душе, и та завибрировала, причиняя неудобство и смутную тревогу, которые она выместила на Эдмунде, так невовремя вклинившегося в разговор.
– Согласен. Ты сразу все поймешь, - сказал негромко младший брат.
– Ой, тебе-то откуда это знать? – фыркнула девушка, отгоняя пугающие мысли прочь. Эдмунд поджал губы и промолчал, устремив взгляд на доску. То, что он там обнаружил, его совсем не порадовало. Гостиную наполнили судорожные охи и ахи, а также праведное возмущение. Эдмунд терпеть не мог проигрывать, даже старшему брату, который скрестил на груди руки и любовался, как младший король смиряется с тем, что ему придется в ближайшее время поработать в конюшне. Слово короля – не пустой звук! Их оживленный разговор служил своеобразным фоном, вошедшим уже в привычку, ибо без него тишина действовала на нервы. Сьюзен улыбнулась краешком рта, когда Люси повторила убежденно, что старшая королева станет первой птицей, что вылетит из гнезда. Та только рассмеялась в ответ и позволила беззаботной болтовне увлечь себя. Перепалка братьев прогнала липкие мысли, оставляющие на сердце след, и развеселила…
Только вот пришло время возвращаться к себе. Оставшись в одиночестве, Сьюзен глубоко вздохнула. Родные прогоняли странную тоску, что поселилась там с вроде бы невинными словами Люси, и теперь она усилилась в несколько раз, словно мстя за долгое молчание. Девушка накинула на плечи теплый плащ и вышла на балкон. В лицо ударил морозный воздух. Ветер отбросил ее длинные волосы назад, за спину, и ворвался в комнату. По коже побежали мурашки, и Сьюзен поежилась, однако уходить обратно в тепло не хотелось.
Она не любила маркиза, воспылавшего к ней чувством настолько сильным, что оно толкнуло его на сватовство. И, что королеву более всего тревожило, так же пусто было внутри при воспоминании о любом из ее воздыхателей. Сьюзен представляла лицо каждого из них и тщетно искала в себе душевный отклик, о котором говорила сестра. Нет, сердце не начинало трепетать, колотиться и рваться наружу, будто не было там никого… Может, так оно и было?
Как же так вышло? У нее, золотой королевы Нарнии, столько ухажеров! Где бы она ни появилась, к ней приковывается множество восхищенных взглядов, а в душе пусто. Никто так и не захватил ее, не очаровал. Сьюзен даже вспомнила Рабадаша, которого знала лучше других, но ничего. Пустота, которая ее убивала. Где же тот жар, о котором с таким огнем в глазах говорила Лу? Где мурашки, бегущие по коже, и все остальные атрибуты волшебного чувства? Почему все, что представляла себе девушка, отсутствует?
«Потому что рано», - сказала себе Сьюзен, глубоко вдыхая морозный воздух, чтобы тот заполнил пустоту в ее сердце. Вон сколько у нее кандидатов
Посланники Гальмы уехали ни с чем.
***
Эдмунд проделывал путь в Теребинтию уже столько раз, что выучил его наизусть. Начал замечать смену пейзажа по мере приближения к северному острову, хотя на деле ничего в нем не менялось. То же серое море, уходящее к ровному горизонту и сливающееся с закрытыми тучами небом. Холодный зимний ветер сносил мелкие снежинки в сторону, и те запутывались в черных волосах короля, что стоял на палубе и смотрел на унылый горизонт.
Онур, как и прежде, сопровождал его в каждом путешествии. Опытному моряку, занимавшему на Рассвете должность помощника капитана, предлагали повышение. Питер хотел назначить его капитаном одного из новых кораблей, однако парень отказался. Это было безумно лестно – ему, сыну бедного лекаря, стать главным на судне нарнийского флота! – однако новая должность не позволила бы ему держаться рядом с младшим королем. Капитан не должен покидать свой корабль и сходить на сушу… И Онур без особых на то сожалений отказался от повышения, предпочел остаться спутником Эдмунда Справедливого в его плаваниях, которые за последний год так участились. Он был хранителем его тайн, одним из немногих, кто был посвящен в его секреты. Большего доверия удостоился только бессменный Меар, но с филином у короля была особая связь, не только как со слугой, но и с другом. Онур надеялся, что и его Эдмунд считает таковым.
Никто в Нарнии не знал, зачем младший король так часто покидает свои владения. Зачем тратит две недели на путь туда и обратно, чтобы провести в Теребинтии несколько жалких дней. Почему-то Онур был уверен, что даже государь не в курсе, хотя Питер мог догадываться… Верховный король был тактичен и вежлив и не задавал лишних вопросов, на которые бы его брат наверняка ответил. Однако Эдмунд следовал простому правилу: о некоторых вещах лучше умолчать, пока не спросят прямо. Это не делало его обманщиком и не создавало ненужных трудностей и склок.
Онур знал. Знал, ради чего приносятся все эти жертвы, и был готов защищать своего короля до последней капли крови. Правда, пока его служба не требовала ничего подобного. Парень просто притащил теплый плащ и протянул задумавшемуся Эдмунду. Тот вздрогнул, с усилием оторвал взгляд от горизонта и принял одежду. Он не обращал внимания на холод, ведь его вниманием целиком и полностью завладела узкая кромка берега, показавшаяся впереди. Сердце замерло, замедлило свой ход. Оно билось редко, неохотно, пока спускали на воду шлюпку. На острове уже привыкли к частым гостям. На каждый приезд Эдмунда встречу не организуешь, и торжественный прием его на берегу не ждал. Однако вовсе не слуг Освальда юноша высматривал в серой, унылой Теребинтии.
Он не отрывал глаз от суши, пока на пустынном, тусклом зимнем побережье не показалась одинокая фигура, облаченная в простой плащ. И в то же мгновение короля словно подбросило на месте. Онур даже не успел его остановить. Эдмунд просто перемахнул через борт шлюпки, не заботясь о том, что глубина еще немалая, и провалился в холодную воду по самый пояс. Моряк тихо застонал. Ну как так можно?! Так ведь и заболеть недолго! Однако Эдмунду было все равно. Он не мог больше ждать.
С грохотом рассекая легкие волны, король направился к берегу, и на мелководье его ждала такая же безумица, подол платья которой потяжелел от воды. Девушка с темными косами кинулась ему навстречу и горячо, пылко обняла. И кажется, не существовало для них ни холодного моря, ни корабля, застывшего вдали, ни унылой Теребинтии, покорившейся зиме. У Онура стучали от мороза зубы, но он-то сидел в тепле, сухой. От струй воды, что стекали с одежды Эдмунда, моряка начинало потрясывать, но король словно не замечал обжигающего ветра.