Golden Age

Kaisa123

У одного из домов командир велел остановиться и спешиться. Старое, покосившееся здание принадлежало лекарю, не иначе. Сухонький старик взволнованно кивал в ответ воину, который грозился, что если не будут приложены все силы для блага пленника, даже боги не спасут его от расплаты. Лекарь явно прочувствовал всю важность своей миссии и кинулся к Эдмунду и Каспе, которые помогали Питеру идти. Младший король не мог сказать точно, но жар у брата вроде бы спал и самочувствие ввиду езды верхом слегка улучшилось. При Каспе невозможно было спросить, готовиться ли к ночному побегу или же ждать. Эдмунд не видел пока смысла рисковать зазря. Шанс у них будет единственный, второй попытки никто не даст. Однако Питер, переданный лекарю, оглянулся, и в его глазах нарниец прочел: сегодня все решится. Он прищурился

и чуть кивнул, показывая, что понял. Правда, пока не представлял, как все устроить. Все-таки Питер, будучи Верховным королем, привык отдавать приказы, о выполнении которых следует поразмыслить слугам. Конечно, не всегда так было, но сейчас Эдмунд прочувствовал всю гамму эмоций подневольного, которому поручили невесть что и который это должен сделать идеально. И хотя идея ему не нравилась, упрямство Питера обрело ясность, когда Каспа воскликнул:

– Айда в таверну гулять! Часть жалования выдали, эх, повеселимся теперь…

– Разве наша служба закончена? – удивился Эдмунд. Каспа пожал плечами.

– Пока мы в увольнительной, но по большей части да. К утру подъедут воины самого лорда, и пленный будет их заботой, - кажется, Каспа был искренне рад расстаться с государем Нарнии, которого ему было немного жаль. По крайней мере, парень не смеялся и не одобрял жестокого отношения к нему командиров и их приближенных. Возразить он не мог, как и восстать – кто был для него Питер? – и потому избавление от необходимости видеть это было для Каспы настоящим счастьем.

«Так вот почему Питер так торопится!» - догадался Эдмунд. Теперь спешка стала оправданной – после ситуация еще более усложнится. Неизвестно, сумеет ли младший король присоединиться к воинам лорда Тельмар или будет вынужден следовать за ними тайком. Каспа настойчиво тянул товарища к таверне, желая как следует отдохнуть, а тот быстро осматривал двор лекарского дома. У дверей, что выходили на главную улицу городка, встали два тельмарина, вполголоса переговариваясь между собой. Приглушенное ржание выдало стариковского коня, запертого в своем стойле. Да, обстановка не самая удачная, но если выгадать момент и действовать быстро… Может и получиться.

В таверне царил настоящий праздник. Почти все молодые солдаты, вернувшиеся из похода, решили спустить часть денег на гулянку, и местные тому были только рады. Шум стоял несусветный: громыхали опрокидываемые стулья, звенели стаканы, расплескивая хмельной мед, гремели песни, выводимые нестройным хором бойцовских голосов под трели бардовской лютни - словно снаружи и не опускалась на город ночь, будто несколько дней назад и не освещали вспышки молнии поле брани. Воины праздновали триумфальное возвращение домой, и жители приумножали их оправданное возбуждение и торжество.

Эдмунд тем временем пытался придумать, как сорвать всеобщий праздник побегом главного виновника. Выходило не очень: мало того, что все шумели, так еще и «товарищи» пристали! Чего это конюх сидит как неродной и не пьет, пока остальные предаются гуляниям? Непорядок! Младший король открещивался как мог. Он отлично знал, что становится необычайно разговорчив в подпитии и не следит за языком. Однако наводить на себя подозрения накануне побега было еще хуже, и пришлось согласиться на один кубок. От одного ведь ничего не будет, правда? Неправда – местное пойло оказалось на редкость крепким. Уже на середине Эдмунда ощутимо повело в сторону, и мысли поплыли прочь, уносимые хмельной рекой. Последняя махнула хвостом, шепнув, что дела плохи, и ускользнула на глубину. Зато тельмарины наконец отстали, выполнив свой товарищеский долг. Они пытались сагитировать короля на продолжение гуляний на улице, но тот заверил, что его подташнивает, и остался в таверне. Не то чтобы в словах его было мало истины – таких несчастных, уже сломленных выпитым медом, было много. Кто спал на лавке, кто сполз под стол, свернувшись калачиком посреди хаоса, в который обратился зал. Тельмар воевали на славу и гуляли также широко. В углу тихонько бренчал на лютне бард, успевший охрипнуть, зато хозяйка, сразу принявшаяся за наведение порядка, вполголоса пела восхваления древним богам, что смотрят с небес. Ее грудной, мягкий голос дополнял уютную, полную странного тепла обстановку таверны, откуда схлынул основной поток гуляющих,

оставив после себя атмосферу радости и надежды. И было как-то тоскливо понимать, что ты не являешься ее полноправной частью – и никогда ею не станешь. Ведь какими бы душевными ни были молодые солдаты, как бы добродушно ни вели себя с конюхом, они были и остаются Тельмар, то есть врагами… Предаваясь этим невеселым размышлениям, Эдмунд не заметил, как Каспа пододвинулся поближе и, чуть заплетаясь языком, завел пространную беседу. Надо сказать, что подсел он вовремя. Минутами раньше король бы с трудом отслеживал, что несет, а теперь контролировал себя – разве что желание выговориться, пусть и непонятно для Каспы, крепло с каждым мигом. Слишком многое навалилось за последнее время, переполняя душу… Тельмарин вскользь сказал, что соскучился по матери с отцом, а когда спросил, где семья собеседника, Эдмунд тяжело вздохнул.

– Она очень далеко… - сказал он тоскливо. Мед рушил оковы несговорчивости и замкнутости с незнакомцами, призывал к откровенности, хотя бы частичной. К тому же, это Каспа, искренне верящий, что нашел в конюхе друга. Эдмунд мало кому доверял, но интуитивно чувствовал людей, которые этого достойны, в отличие от Питера, душа которого всегда была распахнута настежь. – И я не знаю, увижу ли когда-нибудь своих родных.

– Почему не знаешь? Мы ведь почти закончили, - удивился Каспа. Король махнул рукой, но тельмарин истолковал его жест по-своему. – А, ты про… Слушай. Я не заводил об этом речи, но ты сам не свой в последнее время. Ты не виноват в том, что он со скалы сорвался прямиком к пумам! И в том, что выручить его не удалось, тоже нет твоей вины.

– Неужели? – усмехнулся Эдмунд, крутя в руках граненый бокал. На мутных стенках застыли потеки пены, словно слезы, иссыхающие у горящей свечи.

– Ты ведь сделал все, что мог. И стрелял, и в рог догадался дунуть, чтоб хищников вспугнуть! – убежденно сказал Каспа. – Уверен, будь хотя бы шанс помочь ему, ты бы его использовал!.. Но не получилось. Не вышло. Знать, судьбу ему такую боги определили. Не нам с ними спорить.

– С чего такая уверенность в моей добродетели? Мы ведь едва знакомы, - огрызнулся Эдмунд. Он не любил, когда кто-то пытался переубедить его, но сейчас втайне надеялся, что эта грубость не оттолкнет невольного товарища. Конечно, завтра он уже станет во вражеские ряды и пустит в сторону нарнийцев стрелу из лука, но сейчас хотелось верить, что все иначе.

– Животные плохих людей издалека чуят, - улыбнулся Каспа. – А к тебе кони тянутся, значит, ты хороший человек!

– Даже хорошие люди порой совершают грязные и постыдные поступки, - произнес глухо Эдмунд, глядя на игру света в гранях бокала.

– Однако хорошие в них после раскаиваются, а плохим раскаяние неведомо. В том и есть отличие, разве нет?

Король вздохнул и покосился на тельмарина, вдруг изрекшего такую мудрость. Тот пытался выбраться из-за стола, чтобы отправиться за добавкой, ибо слова не желали складываться в предложение, а к непонятным звукам хозяйка оставалась глуха.

– Пожалуй, тебе хватит, - Эдмунд довольно бесцеремонно посадил парня обратно. Тот, сонно щурясь, кивнул.

– Да… Наверное, - воин уронил голову на руки и пробормотал, проваливаясь в дремоту: - Разбудишь, если командиры нагрянут? Неохота мечи их драить…

– Разбужу, - отозвался младший король Нарнии. Хмель ослаблял свою хватку, возвращалось прежнее здравомыслие. Душу стиснула небывалая прежде тоска. Вместе с опьянением выветрилось и ощущение единства с найденным нежданно другом, невозможного в этом мире, в это время. Взамен пришла реальность, требующая решительных действий. Эдмунд вытащил из голенища сапога нож, прокрутил его в пальцах и встал из-за стола, повторив грустно: - Разбужу…

Прохладный ночной воздух безжалостно изничтожил последние крохи тепла. Затворившаяся дверь заглушила бренчание барда, пение хозяйки таверны и тихое сопение спящих бойцов. Король огляделся. На улице было тихо, лишь на другом конце города продолжалось веселье да далеко в скалах раздавалось рычание. Пумы, наверное, бесновались без добычи… Эдмунд скользнул в тень, никем не замеченный, и направился к дому лекаря. Нож в руках не блестел, ибо сама луна, словно ощутив грядущую грозу, спряталась за облаками.