Голгофа

Дроздов Иван Владимирович

Подошли к небольшому дому, над крыльцом которого красовалась надпись: «Местное отделение Русской национальной партии». Тут Антона уже ждали десятка два человек — половина из них парни и девушки. Эти сгрудились тесной кучкой, встали по стойке «смирно».

Были тут и пожилые, они почтительно здоровались с Антоном.

— А дежурного почему нет?

— Был дежурный, да отлучился. Вроде бы вас пошел встречать.

— Я сегодня по главной улице шел. Вот ему, новому товарищу, наш город показывал.

И Антон пригласил всех в дом. Здесь в углу под иконами стоял

большой стол и стулья. Пришедшие молча, с надеждой и нетерпением смотрели на Антона, а он вынул из карманов несколько пачек долларов, положил перед собой.

— Партийные взносы со своих членов собрал, могу с вами поделиться. Ну, кто у нас староста?

Женщина лет тридцати, беленькая, синеглазая, вынула из сумочки список, стала читать:

— Учителей у нас тридцать, зарплату не получают три месяца.

— А вы, Нина Николаевна, директор школы номер один?

— Да, я в первой школе.

— Надеюсь, никого не забудете и из второй школы?

— Что вы, Антон Васильевич! Сколько вы скажете, столько и раздам. Если нужно, ведомость составлю, расписываться будут.

— Ведомостей не надо. И никаких расписок! Мы люди русские, жизнь свою будем строить не по бумагам, а по совести. Вот вам три тысячи долларов — по сто долларов на каждого учителя.

Саша при этих словах хотела достать и свою тысячу и отдать ее учителям, но затем подумала: может, кому другому понадобятся.

Антон сказал:

— Врачей, медицинских сестер… Две аптеки у нас, не забыть бы кого.

— Всего медперсонала сто человек в городе.

— Вам десять тысяч дадим. Больше, к сожалению, нет. Пока нет. Потом–то мы добудем. К нам в партию и богатые люди идут. Заставим их раскошелиться.

— Нина Николаевна, смутившись, проговорила:

— Опасаемся за вас, Антон Васильевич. Вдруг как деньги–то для нас и не всегда законным способом добываете. Ребята в нашей школе Робин Гудом вас зовут, и все в вашу партию просятся. А нам страшно за вас.

— Спасибо вам, Нина Николаевна, но вы обо мне не тревожьтесь. Я для вас деньги у богатых забираю. Говорю им: хотите с нами в мире жить — денежки на кон. А не то осерчаем.

Все засмеялись, а пожилая женщина в ситцевом платочке, сидевшая на углу стола, сказала:

— Старушки наши в церкви за вас Богу молятся.

— А вот это для нас самое главное — чтобы люди божьи нас любили и сам Бог к нам не имел претензий.

Еще часа два раздавал Антон доллары: он выдал зарплату всем так называемым бюджетным работникам и даже служащих коммунального хозяйства не забыл. Когда взрослые разошлись, молодым сказал:

— К вам у меня разговор особый.

Восемь ребят и три девушки, еще школьницы, подвинулись к нему, приготовились слушать.

— Будем велосипедную роту создавать. Кто хочет в нее записаться?

— Я, я, я!.. — закричали ребята и девочки.

— А этот вот парень, его зовут Александром, — ваш командир. Пока вы будете ездить на велосепедах, выполнять небольшие боевые операции, но лучшие из вас потом получат мотоциклы и перейдут в роту «летучих голландцев», — так он называл своих ближайших соратников.

— А

что это значит — лучший? — спросил высокий ладный парень с вьющимися русыми волосами и синими, как вечернее небо, глазами. Его звали Костей.

— Лучший должен хорошо знать устав нашей партии, прочесть десять обязательных для каждого бойца книг, быть хорошо развитым физически, а сверх того, он должен завербовать в партию трех новых бойцов. Таков приказ Командора и мы его должны выполнять.

— А кто он такой — Командор? Как его зовут?

— Его имени никто не должен знать. И видеть его нельзя, потому как мы его бережем и не подставляем под пули врага. Могу только сказать, что он очень умный, необыкновенно смелый и знает, что мы должны делать и как спасти Россию.

И повернулся к Саше:

— Будешь создавать велосипедную роту?..

Саша не сразу, но ответила:

— Да, конечно, буду!

— Командир! Но вы обещали эту должность мне.

— Тебя, Костя, я перевожу в свой мотоциклетный батальон. Вот тебе деньги, и ты завтра же купишь себе мотоцикл, такой же, как у всех нас: марки «Цундап» в спортивном исполнении. Неделю ты будешь его обкатывать, а потом я возьму тебя на очередную операцию.

Ребята и девушки восхищенно смотрели на Костю. Он еще не кончил школу, учился в десятом классе, а его уже взяли в мотоциклетный батальон, наводивший ужас на преступные группировки на всем Северо — Западе.

Бойцы батальона жили в разных городах и селах, работали кто учителем, кто милиционером и были среди них даже армейские офицеры. У каждого была карта с изображением маршрутов нападений на подпольные спирто–водочные цеха, на центры наркоторговцев, на замки банкиров и сверхбогатых людей. И не было такой охраны, такой силы, которая бы не дрожала от одного только упоминания о «черных ястребах», как их называли в народе. Они налетали вдруг, как черная молния, взрывали округу громом двигателей, на которых не было глушителей. И если им немедленно не выносили установленную дань, обливали бензином подпольные цеха, предавали все огню и так же мгновенно исчезали. Догонять их никто не пытался; вся милиция в округе относилась к ним с симпатией и втайне радовалась их успехам. Власти предпочитали не связываться с» националами» — так их еще называли. О буйстве «черных ястребов» знали и в Москве, но официальных жалоб на них не поступало, а сила их так быстро возрастала, что никто не хотел вступать с ними в противоборство.

«Черные ястребы» — это народная стихия, вбиравшая в себя ненависть к режиму, бурлившая жаждой мстить за поруганную честь и за свой род. Это была сама пробуждающаяся Россия, явление национальное, — вдруг хлынувший вулкан русского духа, ударившие заряды той самой русской души, которую ни понять, ни осмыслить никому не дано, — в нее, как советовал поэт, нужно только верить.

— Завтра воскресенье и вы приходите на целый день сюда в штаб партии. И приводите друзей, — и даже если им десять, двенадцать лет — пусть и они приходят. Проведем занятия, прочтем интересные места из книг, и будем обучать езде на скоростных мотоциклах. Сейчас же…