Голливудская трилогия в одном томе
Шрифт:
– Мне самому всегда было интересно – как я выгляжу…
– Примерно так же, как Билл Робинсон бил степ.
– Кстати, я правильно попал в его туфли? Только не говори «нет»!
– Абсолютно точное попадание. Спасибо, что пришел, Генри.
– А как не прийти? Уже лет сто носа на кладбище не совал. Могилки уже по ночам снятся. А что здесь за кладбище, брат?
Я оглянулся на псевдовосточный фасад театра Граумана.
– Кладбище призраков. Я сам их так назвал, когда мне было лет шесть. Был в кино, прокрался за экран – и увидел всех этих черно-белых тварей изнутри. Представляешь, перед тобой огромный Фантом [349] , который играет на органе, а потом сбрасывает маску и вырастает еще больше, во весь экран, и хочет убить тебя взглядом… И все
349
Имеется в виду эпизод фильма 1925 года «Фантом оперы» Роберта Джулиана с Лоном Чейни в главной роли – самой известной из множества экранизаций одноименного романа Гастона Леру.
– И ты рассказал об этом своим предкам?
– Обижаешь.
– Благоразумный мальчик… Чем-то таким восточным потянуло. Мы уже у Граумана? Сразу чувствуется. Не какая-нибудь тебе дешевая забегаловка.
– Сюда. Давай подержу дверь.
– Э, да тут темнотища. Фонарик взял? Надо всегда ходить и размахивать фонариком, чтобы все думали, что ты крутой.
– Вот фонарь, Генри.
– Говоришь, призраки?
– Тридцать лет по четыре сеанса в день.
– Не надо придерживать меня за локоть. Я так чувствую себя беспомощным. А если упаду, лучше сразу пристрели!
И он пошел сам, почти не касаясь кресел, по направлению к оркестровой яме и дальше – туда, где шумел бескрайний черный океан.
– Здесь что – еще темнее? Дай-ка включу фонарик.
Он нажал на кнопку.
– Ну вот, – улыбнулся он. – Так-то лучше.
Глава 30
В цокольном этаже совсем не было освещения. И по всему коридору – комнаты, комнаты, комнаты… Все увешанные зеркалами, в которых множились и дробились блики. И пустота – целое море безжизненной пустоты…
Мы вошли в первую, самую большую. Генри встал посередине и пустил луч фонаря по кругу, как будто это был луч маяка.
– Да тут и правда их полно…
Луч захлебнулся и потонул в океанских глубинах.
– И они здесь другие – чем наверху. Словно еще призрачнее. Меня всегда смущали зеркала и то, что принято называть отражением. Как будто это ты – но еще один… Где-то там, подо льдом, метра полтора в глубину… – Генри протянул руку и коснулся зеркальной поверхности. – Эй, есть тут кто?
– Только ты, Генри, – ты и я.
– Проклятье… Хотел бы я знать это наверняка.
Мы двинулись вдоль холодной череды зеркал.
И они, призраки, не заставили себя ждать. Причем не просто призраки. Вполне реальные надписи. На зеркалах. Наверное, я чересчур порывисто вздохнул, потому что Генри направил фонарик мне в лицо.
– Что – увидел там что-то, чего я не вижу?
– Да, черт возьми!
Я протянул руку к мертвяще-холодному окну в другое время.
На пальце остался след древней губной помады.
– Ну? – Генри наклонился вперед, как будто пытался что-то рассмотреть. – Что там?
– Марго Лоренс, R. I. Р. [350] , октябрь, 1923.
– Кто-то прикопал ее здесь, за зеркалом?
– Не думаю. Вон там, выше на целый метр, еще одно: Хуанита Лопес, лето двадцать четвертого.
– Ни о чем не говорит.
– Следующее зеркало: Карла Мур, Рождество, двадцать пятый год.
– Есть! – сказал Генри. – Эту я помню. Фильм был немой, но один мой зрячий дружок читал мне титры. Точно – Карла Мур! И не в последней роли.
350
Лат. requiescat in pace – принятое католиками и протестантами сокращение, означающее «покойся с миром».
Я посветил фонариком.
– Элеонора Твелвтриз, апрель двадцать шестого, – прочитал я.
– Помнишь, «Кот и канарейка» [351] – но, кажется, там была… Хелен Твелвтриз?
– Может, это ее сестра? А может, и нет. Трудно сказать, когда кругом сплошные псевдонимы. Люсиль Лесюэр стала Джоан Кроуфорд [352] ,
351
Фильм 1927 года Пауля Лени, вторая из почти десятка экранизаций одноименной пьесы Джона Уилларда.
352
Джоан Кроуфорд (1908–1977) – американская актриса немого и звукового кино, в 1930-е годы не менее популярная, чем Марлен Дитрих и Грета Гарбо.
353
Лили Клодетт Шошуан (1903–1996) – американская комедийная актриса, обладательница премий «Оскар» и «Золотой глобус».
354
Кэрол Ломбард (1908–1942) – американская актриса, настоящие имя и фамилия – не Глэдис Смит, а Джейн Элис Питерс.
355
Кэри Грант (1904–1986) – англо-американский актер, признанный величайшим киноактером в истории Голливуда.
– Тебе пора вести телевикторину. – Генри вытянул руку. – А там что?
– Дженнифер Лонг, двадцать девятый год.
– Она ведь, кажется, не умерла?
– Ну да, она пропала. Примерно тогда же, когда ангелы спели аллилуйя сестричке Эйми [356] .
– Много их там еще?
– Столько же, сколько зеркал.
Генри облизнул палец.
– А помада-то ничего! Отлично сохранилась. А какого цвета?
– Эта – «Оранж», от Tangee. А это «Летний зной», от Coty, а вот эта – Lanvier, «Вишня».
356
Имеется в виду Эйми Семпл Макферсон – известная канадско-американская евангелистка, которая вела христианские проповеди в ночных клубах и на радио, скончалась в 1944 году.
– Интересно знать, для чего эти милые дамы написали здесь свои имена и даты смерти?
– Боюсь, Генри, что это сделали вовсе не сами «милые дамы»… Все это – дело рук одной единственной милой… женщины.
– Женщины, но не дамы? Ага… Подержи-ка мою трость, я должен подумать.
– У тебя же нет трости, Генри.
– Правда, забавно, когда твоя рука ощущает предметы, которых нет? Ну, ладно. Хочешь, чтобы я сам догадался?
Я молча кивнул – зная, что Генри этого не увидит, но все равно вычислит по движению воздуха. Мне хотелось, чтобы он сам произнес это имя – именно он. Генри лучезарно улыбнулся – и зеркала ответили ему не менее чем сотней улыбок.
– Констанция… – Он дотронулся до холодного зеркала. – Та самая Раттиган.
Глава 31
Генри еще раз провел пальцем по красному следу от помады, после чего дотронулся до губ.
Потом перешел к следующей надписи и попробовал ее на язык.
– Между прочим, вкус разный, – сказал он.
– Так же, как и у женщин… – заметил я.
– Все возвращается [357] …– Он прищурил глаза, как будто смотрел куда-то вдаль. – Господи, сколько женщин прошло через мои руки и через мое сердце. Я их не видел – они приходили, уходили… И у каждой был свой запах. А теперь – все возвращается. Все просто ходит по кругу. У меня такое чувство, что я сосуд, который заткнули пробкой.
357
Судя по всему, здесь цитируется известная композиция джазового оркестра Гарри Джеймса «It all comes back».