Голливудские триллеры. Детективная трилогия
Шрифт:
– Куда?
– Кто знает? – Но взгляд Грока скользнул в сторону стены, отделявшей киностудию от кладбища. – Отлучен от церкви?
Мы все еще ехали. Грок покачал головой.
– А вот Мэгги Ботуин мне нравится. Она хирург-виртуоз, как и я.
– Она не говорит таких слов, как вы.
– Если бы она когда-нибудь такое сказала, ей пришел бы конец. А ты? Что ж, избавление от иллюзий – долгий процесс. Тебе стукнет семьдесят, прежде чем ты поймешь, что шел по минному полю, крича отряду идиотов: «За мной!» Твои фильмы забудутся.
– Нет.
Грок бросил взгляд на мой решительный
– Пусть так, – согласился он. – У тебя вид настоящего праведника-безумца. Нет, твои фильмы не забудутся.
Мы свернули за угол, и я спросил, кивнув головой на плотников, уборщиков и маляров:
– Кто приказал затеять все эти работы?
– Мэнни, разумеется.
– А кто приказал Мэнни? Кто на самом деле отдает здесь приказы? Тот, кто прячется за зеркалом? Приходит из стены?
Грок резко ударил по тормозам и неподвижно уставился вперед. Мне хорошо были видны следы швов вокруг его ушей, изящных и ясно очерченных.
– На этот вопрос нет ответа.
– Нет? – переспросил я. – Я гляжу вокруг – и что же я вижу? Студия, у которой в производстве восемь фильмов. Один из них – огромный проект, наше эпическое полотно об Иисусе, осталось всего два дня съемок. И вдруг, по какой-то прихоти, кто-то говорит: «Заприте двери». И начинается дурацкая покраска и уборка. Это безумие – закрывать студию с ежедневным бюджетом от девяноста до ста тысяч долларов. В чем же дело?
– Ну и в чем? – тихо спросил Грок.
– Ну, скажем, Док: по-моему, он просто медуза, ядовитая, но бесхребетная. Смотрю на Мэнни: с его задницей только на высоком стульчике сидеть. Вы? У вас под одной маской скрывается другая маска, а под той еще одна. Ни у кого из вас нет пороховой бочки или мощного электронасоса, чтобы разнести вдребезги всю студию. А она тем не менее летит в тартарары. Я представляю студию как большого белого кита. В него летят гарпуны. Значит, должен быть и безумный капитан.
– Тогда скажи мне, – сказал Грок, – кто здесь Ахав?
– Мертвец на кладбище. Он стоит на приставной лестнице, глядит поверх стены и отдает приказы. И вы все разбегаетесь.
Грок заморгал – медленно, словно игуана. Веки трижды опустились на его огромные темные глаза.
– Но не я, – сказал он, улыбаясь.
– Не вы? Почему не вы?
– Потому что, дурья ты башка! – Грок расплылся в улыбке, глядя на небо. – Подумай! Есть только два гения, способных смастерить такого мертвеца! Чтобы он стоял на лестнице под дождем, глядел поверх стены и у людей сердце останавливалось!
Тут Грока скрутил такой приступ смеха, что он чуть не помер.
– Кто мог слепить такое лицо?
– Рой Холдстром!
– Да! А еще?!
– Гример… – запнулся я, – гример Ленина?
Станислав Грок повернулся ко мне, сияя ослепительной улыбкой.
– Станислав Грок, – оцепенело произнес я. – Вы.
Он скромно склонил голову.
«Так это вы! – думал я. – Не чудовище, которое прячется в могилах и залезает на приставные лестницы, чтобы подвесить туда чучело Арбутнота и заморозить всю работу на студии! Нет, это Грок, человек, который смеется, маленький Конрад Вейдт с вечной улыбкой, пришитой к лицу!»
– Но зачем? – спросил я.
– Зачем? – Грок усмехнулся. –
– Это вы послали второе письмо, чтобы заманить нас с Роем в «Браун-дерби» и показать Человека-чудовище?
– Я.
– И все это ради шутки? – оторопело спросил я.
– Не совсем. Киностудия, как ты уже заметил, расколота надвое и стоит над прожорливой расселиной, над разломом Сан-Андреас [254] , готовым вот-вот взорваться новым землетрясением. Я почувствовал толчки несколько месяцев назад. Тогда я прислонил к стене лестницу и поднял на нее мертвеца. А заодно, как ты можешь сказать, поднял и свои гонорары.
254
Разлом Сан-Андреас (San Andreas Fault) – геологический разлом, проходящий через Западную и Южную Калифорнию и разделяющий Тихоокеанское и Североамериканское тектонические плато.
«Шантаж», – раздался шепот Крамли где-то в моем подсознании.
Грок скорчился от смеха, потешаясь над собственными словами:
– Запугать Мэнни, Дока, Иисуса, всех, включая чудовище!
– Чудовище? Вы хотели напугать его?!
– А почему бы нет? Толпу! Сборище! Заставить их всех платить, пока они не узнают, что за всем этим стою я. Поднять панику, собрать сливки и смотаться!
– Боже, но ведь это значит, – проговорил я, – что вы все знали о прошлом Арбутнота, о его смерти. Его отравили? Это так?
– Э, – отозвался Грок, – все это теории, домыслы.
– Сколько людей знает о том, что вы купили билет в кругосветное путешествие?
– Только ты, бедный, милый, печальный, обреченный мальчик. Но я думаю, кое-кто уже догадался. Иначе зачем было закрывать ворота и держать меня в ловушке?
– Да, – сказал я. – Они только что выбросили вместе с хламом гроб Христа. Им нужно, чтобы туда же последовало и тело.
– То есть я, – внезапно побледнев, сказал Грок.
Рядом с нами притормозила машина студийной охраны.
Из окна высунулся охранник:
– Мэнни Либер хочет вас видеть.
Грок как-то весь обмяк, плоть растворилась в жилах, кровь утекла в душу, а душа рассеялась в небытии.
– Это конец, – прошептал он.
Я представил кабинет Мэнни, зеркало позади его стола и лабиринт подземелий там, за зеркалом.
– Бросайте все и бегите, – посоветовал я.
– Дурак, – сказал Грок. – Далеко ли я убегу? – Он похлопал меня по руке дрожащей ладонью. – Ты придурок, но добрый придурок. Нет, отныне каждый, кого увидят со мной, отправится в тот же водоворот, когда они начнут дергать за ниточки. Смотри сюда.