Голливудский мустанг
Шрифт:
— Текс…
Старший конюх, уроженец Аризона, который большую часть своей взрослой жизни провел в Голливуде, повернулся. Он только сейчас заметил Джока.
— Привет, Джок. — Он подошел к режиссеру с поднятым шприцем в руке. — Эта доза сделает свое дело.
— Она не слишком велика? — спросил Джок.
— В пересчете на единицу веса — это наша обычная доза. Этот жеребец на сто фунтов тяжелее прежних. Может быть, на двести. Он злой, — сказал Текс.
— Великолепное животное! — восхитился Джок. — Любопытно, что… нет…
— Что? — Текс посмотрел на Джока.
— Пресу не нравились
— Это опасно.
— Прес не считается с опасностью. Он думает только об этой сцене, о том, чтобы дубль оказался удачным. Не зря его называют Королем.
— Верно, — согласился Текс. — Я могу уменьшить дозу.
— Что произойдет, если… если животное не получит успокоительного? — спросил Джок, глядя на мустанга.
Посмотрев на режиссера, конюх увидел только его профиль.
— Такой зверь? Это будет нечто! Я бы сам хотел помериться с ним силой, — сказал Текс.
— Вы умеете хранить секреты?
— Конечно, — обещал Текс.
— Мы должны успокаивать животное из-за страховой компании. Но Пресу это нравится не больше, чем мне или вам. Он бы хотел поработать с этим мустангом без инъекции. Только об этом никто не должен знать. Кроме него, меня и вас.
Это утверждение прозвучало вопросительно. Оно требовало ответа.
Текс посмотрел на мустанга и медленно нажал на поршень шприца, выдавив жидкость на сухую землю.
— Ни единого слова. Никому. Вы меня слышите? Мы все можем попасть в беду.
— Только мы трое будем знать, — заверил его Текс.
Джок посмотрел на часы, подаренные ему Тони. Четверть третьего. Пора идти. Он хлопнул Текса по спине и зашагал в сторону камер.
Джо проверял два «Митчелла». Оператор был готов к съемке. Если Престон Карр тоже готов, они начнут. Их ждет самый главный, единственный дубль. Джок ощущал это всем своим нутром, кончиками пальцев. Когда Финли работал в театре, он называл такое состояние предпремьерным. В кино оно посещало его редко. Во время работы над одной картиной не пришло вовсе. Обычно опасность заключалась только в невозможности уложиться в отведенное время, то есть в перерасходе средств. Если эпизод не получался с первого раза, это удавалось сделать со второго или десятого раза.
В кино нечасто возникали ситуации, когда человек волнуется оттого, что на карту поставлено все. Ситуации типа «сейчас или никогда». Деньги могли дать новый шанс. Надо только объяснить, как они будут потрачены. Или почему возникла задержка.
Что это за работа, черт возьми? Где тут волнение, вовлеченность? Если человек не заводится из-за одной суеты, зачем начинать съемку?
Сейчас, перед важной сценой с Престоном Карром, Джок испытывал те же чувства, что и перед самой известной сценой «Черного человека». В том фильме молодая белая героиня влюбляется в негра. Он примет ее любовь, потому что это позволяет ему отомстить всей белой расе. Он бьет, мучает девушку. Каждая их близость превращается в сражение, акт агрессии, проявление садизма; девушка всякий раз уходит с кровью на губах.
Джок чувствовал, что, когда отношения ясны, можно позволить себе тонкую работу с камерой. Он снимал силуэты обнаженных
Отсняв всю сцену от начала до конца, передав нарастающее возбуждение любовников, показав силуэт женской груди, Джок в финале эпизода заставил девушку откинуть голову на фаю кровати. На ее губах была капля крови. Этот единственный фронтальный кадр произвел сильное впечатление.
Впоследствии критики спорили. Символизировала ли кровь то, что черный человек отнял у девушки ее девственность? Или это было свидетельством их садомазохистских отношений? Для Джока важным было лишь то, что о фильме говорили, писали, что люди ходили его смотреть.
Он любил такую работу. В течение двух дней до съемки он испытывал возбуждение во всем теле — в груди, ногах, паху. Он даже боялся заниматься сексом, чтобы творческий заряд не вырвался из него вместе со спермой. Чтобы отснять эту сцену в соответствии со своим замыслом, он нуждался в сексуальном возбуждении. Джок никому не признался в том, что во время съемки кончил в трусы.
Это нельзя было объяснить никому. У Финли возникало именно такое отношение к съемке.
Джок находился сейчас в возбужденном состоянии. Если Господь будет милостив, последний дубль получится. Скоро все станет ясно. Джок поймет это раньше других. Нет. На несколько секунд позже Карра. Все зависит от того, как отреагирует Карр, почувствовав, что животное не получило успокоительного.
Доктор измерил давление Карра. Сто тридцать на девяносто. Весьма неплохо для человека его возраста. Сердце билось ритмично, с частотой семьдесят два удара в минуту. Карр испытывал легкое мышечное напряжение. Но врачу доводилось видеть актеров в таком состоянии даже перед любовной сценой. Оно являлось нормальным для хороших актеров. Без напряжения нельзя донести свои чувства до зрителей.
Если бы врач обследовал Карра для страховой компании, он без колебаний дал бы разрешение на съемку. Доктор кивнул. Карр понял, что это значит. На его загорелых щеках появились ямочки, сводившие с ума миллионы женщин. Дейзи, наблюдавшая за обследованием, тоже улыбнулась. Впервые за несколько последних дней она не испытывала беспокойства.
Карр, доктор, Дейзи, Аксель и Мэннинг отправились на поле брани. Мэннинг, похоже, хотел запечатлеть Карра в моменты, предшествующие важной сцене и следующие за ней. Джок заметил, что Мэннинг испытывал желание находиться возле Акселя. Несмотря на свою сдержанность, фотограф напоминал влюбленного школьника. Он был сейчас старшеклассником, восхищавшимся атлетом. В культурном обществе мужчине позволяют восхищаться без стеснения только атлетом. Но Джок ясно видел все происходящее. Мэннинг любил Акселя не только за его физическую мощь, которой сам фотограф не обладал. Мэннинг искусно скрывал свое увлечение.