Голливудский мустанг
Шрифт:
«Мустанг» может обрести дурную репутацию. Появятся заметки в «Голливудском репортере» и других изданиях. Эхо разнесется по всему свету.
Джок знал, что не может пойти на компромисс с самим собой. Он должен действовать быстро. Когда появится Карр, он, Джок, объяснит это актеру. Один цельный дубль, одна отчаянная попытка.
Нет, решил Джок, это звучит слишком банально. Призыв отдать все силы одному дублю не поможет. Во всяком случае, с Карром. И с любой другой звездой. Если этот дубль не получится, актер не сможет сыграть в следующем. Если
До полного и успешного завершения съемок звезда не должна знать, что этот дубль — самый важный.
Карр, Дейзи, Аксель и Мэннинг прилетели в лагерь на личном самолете Карра, когда уже стемнело. Они сошли на землю одной счастливой семьей. Карр выглядел отдохнувшим, свежим. Он улыбался. Дейзи изменилась. Сейчас уже не казалось, что она готова в любую минуту заплакать, как это было в последние две недели. Аксель имел уверенный вид тренера, который привез в город чемпиона, собирающегося отстаивать свой титул. Мэннинг казался спокойным, почти довольным.
Они пообедали все вместе в столовой. Трапеза началась с привезенной для Карра черной икры. Деловой партнер прислал актеру превосходное белое вино, изготовленное на собственном заводе во Франции. Они пробовали вино, обменивались мнениями о нем.
Джок, услышав об их возвращении, пришел в столовую. Все четверо поздоровались с ним так, словно были действительно рады видеть его. Он ответил на приветствие таким же образом; в его глазах мерцала застенчивая теплота, которую он приберегал для телеинтервью перед премьерой новой картины или спектакля — в таких случаях его представляли в качестве молодого американского гения, нового Антониони или Бергмана.
Сначала он смущался во время таких представлений. Затем выработал застенчивую, теплую улыбку, означавшую следующее — с моей стороны было бы глупо отрицать мою гениальность, но не смущайте меня, говоря об этом вслух.
Именно так — обезоруживающе, без обиды — посмотрел Джок на обедавших людей. По их глазам он понял, что они уже не вспоминают неприятного инцидента, происшедшего с Карром. Похоже, уик-энд прошел превосходно. И Король выглядел отлично. Во всяком случае, не хуже, чем он выглядел последние три недели. Они поддерживали светскую беседу, говорили о полете, о ранчо, о завтрашней погоде. Никто не вспомнил о сцене с мустангом. Но позже, когда обед закончился и все ушли, Джок отправился на поиски Мэннинга.
Фотографа не оказалось в том трейлере, где он расположился. Джок зашагал по темному лагерю, вдыхая чистый ночной воздух. Его куртка была слишком тонка для холодной ночи в пустыне. Ему следовало бы надеть теплое белье. Он решил вернуться к себе и сделал бы это, если бы не заметил человека в хорошо сшитом комбинезоне, шедшего от загона.
Он не видел его лица. Но эта изящная фигура могла принадлежать только Мэннингу. Затем Джок разглядел белокурые волосы, на которые падал лунный свет. Мэннинг. Сейчас
— Привет, — небрежно, дружелюбно произнес Джок.
Мэннинг ответил не сразу. Сначала на его лице проявилась враждебная, защитная маска. Когда растерянность от неожиданной встречи прошла, он расслабился и настороженно, сдержанно произнес:
— О! Привет, Джок!
— Хорошо провели уик-энд?
— Отлично! Получил огромное удовольствие.
— Славное местечко!
— Я вспоминаю детство, проведенное на ферме, — улыбнулся Мэннинг. — Если хочешь жить на природе, это следует делать именно так. Вы видели его винный погреб? Потрясающе!
— Как он себя чувствует? — спросил Джок, стараясь скрыть волнение.
Но даже при лунном свете лицо Мэннинга с внезапно застывшими глазами свидетельствовало о том, что фотограф уловил тревожные нотки в голосе режиссера.
— Думаю, — произнес Мэннинг, — с ним все в порядке. Он не раздражен и позволил мне снимать его весь уик-энд. Кажется, ему это даже нравилось. Я сделал отличную серию фотографий — «Король и Королева», которую можно будет опубликовать, когда они поженятся. Он обещал предоставить мне эксклюзивное право сфотографировать его свадьбу.
— Они действительно поженятся? — спросил Джок.
— Да! — Мэннинг улыбнулся, испытывая искреннюю радость.
— Он что-нибудь говорил о сцене? О своей ноге?
Мэннинг колебался. Он думал о том, следует ли доверять этому человеку. Лунный свет упал на худое, мальчишеское лицо Мэннинга.
— Вы ему нравитесь. Вы знали это? Он считает вас одним из лучших режиссеров, с какими ему доводилось работать.
— Да? — удивленно сказал Джок Финли.
Его голубые глаза выражали сейчас скромность.
— Он говорит, что вы извлекли из него то, что не удавалось извлечь ни одному другому режиссеру с тех пор, как Карр стал звездой.
— Он так сказал?
— Поздно вечером. Когда Дейзи легла спать. И Акс тоже. Но Пресу не хотелось спать. Как и мне. Мы пили, беседовали. Он заговорил о вас.
— Он сказал что-нибудь о ней и обо мне? — спросил Джок.
— Он никогда не обсуждает ее. Он влюблен в девушку, беспокоится о ней, защищает ее. Но он не сказал о Дейзи ни единого слова. Об ее игре, страхах… ее…
Мэннинг замолчал, не найдя нужного слова.
— Меня преследовало чувство, — сказал Джок, — что он испытывает ко мне неприязнь из-за нее. Что это стоит между ним и той сценой.
— Я так не думаю. Мне кажется, что он очень, очень старается. Его беспокоит, что он не может сделать все так хорошо, как десять лет тому назад. По-моему, он считает, что подводит вас. И это его огорчает, что бы он ни думал о…
Мэннинг не закончил фразу. Он и так сказал слишком много. Джок улыбнулся. Мэннинг смущенно произнес: