Голливудский мустанг

Денкер Генри

Доктор улыбнулся ей, кивнул. Дейзи ответила на улыбку. Из ее глаз потекли слезы. То ли от облегчения, то ли оттого, что она увидела Преса в окружении приборов и оборудования, то ли оттого, что улыбка доктора не вселила в нее уверенность. Дейзи повернулась, медсестра взяла ее под руку и увела.

Дейзи, приняв снотворное, расположилась в одной из свободных комнат неподалеку от «Интенсивной терапии». Когда она задремала, Джок покинул ее. Он вышел в коридор и через стеклянную входную дверь увидел в его конце первые розовые лучи. В пустыне начинался

рассвет. Джок пошел по коридору, миновал комнату для посетителей, не заглянув в нее.

К нему приблизился Джо Голденберг.

— Ну, как он? — спросил Джо. — Я молю Господа… Надеюсь, он выживет. Это в ваших интересах.

Слова маленького человека прозвучали мстительно, обвиняюще.

Джок резко повернулся; маленький человек не отступил; он стоял перед Джоком, словно бросая ему вызов, предлагая ударить. Финли схватил Голденберга за вельветовый пиджак. Но маленький человек с силой, которой нельзя было ожидать от него, освободился от рук Джока и отбросил их в сторону.

— Вы всем намерены заткнуть рот таким способом? — спросил Джо. — Слишком многие видели это. День за днем. Вы преследовали этого человека, давили на него. Я умолял вас не делать этого. Но вы подстегивали его гордость. Пробуждали воспоминания о былом величии. Распинали Карра его собственной молодостью. Любой обыкновенный человек остается молодым только в памяти других людей. Но киноактер может возвращаться в прошлое, видеть, как он двигался, целовал девушек, ездил верхом, брал препятствия, забирался на стены, дрался. Он может увидеть это на экране. И затем умереть, пытаясь подражать самому себе.

Впервые Голденберг так говорил с Джоком, смело бросая обвинения прямо ему в лицо.

— Да, — продолжил Голденберг. — Именно это он и делал. Каждый раз перед началом съемок Карр просил меня показать старые ленты и с упоением просматривал их. Я умолял его не сниматься в этой картине. Но вы с вашими разговорами о новом Престоне Карре! О его последнем шедевре! О шансе сыграть серьезную, значительную роль! Он не стремился быть звездой. Но хотел, чтобы его считали хорошим актером. Вы нашли слабость Карра и убили его!

— Он не умер. Он не умрет, — сказал Джок и направился к двери, к солнечному свету.

Утренний воздух раздражал своей сухостью нос. Ветра не было. Неподвижный, чистый, сухой воздух после кондиционируемой атмосферы больницы казался ненатуральным, искусственным. Затем Джок ощутил сладковатые запахи пустыни, понял, что этот воздух — настоящий, и задышал глубоко.

Только позже Джок заметил Текса, сидевшего за рулем автомобиля, на котором люди приехали из лагеря. Текс смотрел на режиссера. В первый момент Джок решил подойти к старшему конюху и поговорить с ним, но потом передумал. Чем меньше слов, тем меньше неправильных интерпретаций. Но Текс вышел из машины и шагнул к нему. Теперь беседы не избежать, понял Джок.

— Есть новости? — спросил Текс, доставая сигареты из кармана рубашки.

Джок покачал головой. Текс закурил.

— Можете не волноваться. Наш договор остается в силе.

Если он ничего не скажет, я тоже буду молчать.

Джок знал, что отвечать опасно, поэтому он только кивнул — задумчиво, понимающе. Этим он как бы сказал: «Мы заключили сейчас джентльменское соглашение». Подобное соглашение нельзя процитировать. Неправильно истолковать. Все сказал Текс, Джок не произнес ни слова, поэтому ему будет не от чего отказываться, нечего объяснять и отрицать.

Но это успокоение было слабым, временным. Кто знает, когда Текс поведает всю историю? Возможно, это произойдет на съемках другой картины, когда работа будет прервана из-за непогоды, и люди начнут рассказывать друг другу впечатляющие истории из прошлого. В паузах между дублями, во время перелетов на натуру и обратно люди из шоу-бизнеса становятся удивительно откровенными, способными рассказать любую историю из их собственной жизни.

Но сейчас Текс заверил Джока в том, что будет молчать.

Джок посмотрел на улицу — сначала в одну сторону, потом в другую. Увидел красные неоновые буквы — «Столовая».

— Выпьете кофе? — спросил он Текса.

— Уже выпил, — ответил Текс, возвращаясь к машине.

Джок зашагал по улице. Высокий, худой, с загорелым лицом, он казался уроженцем пустыни. Увидев свое отражение в витрине химчистки, Джок подумал: «Как я попал сюда? Почему я иду по улице маленького пустынного городка, спрашивая себя, умрет или выживет величайший киноактер мира? Я сделал это. Я! Джек Финсток. Джок Финли. И, если я проявлю неосторожность, если эта непростая ситуация завершится бедой, я снова окажусь на Востоке, на Бродвее, буду искать хороший сценарий, спонсора, звезду. Хотя, наверно, ни одна звезда не пожелает работать с Джоком Финли».

Он дошел до столовой. Взялся за дверную ручку и увидел Мэннинга, который пил за стойкой кофе с Акселем.

Джок повернулся и хотел уйти, но Мэннинг увидел его. Финли понял это и вошел в столовую. Он направился к отдельной кабинке с пластмассовой скамьей и столом противного желтоватого цвета.

— Кофе? Булочку? — спросил человек, стоявший за стойкой.

Джок кивнул.

Человек налил кофе в пластмассовую чашку, положил вчерашнюю булочку на пластмассовую тарелку и поставил все это перед Джоком. Режиссер заметил, что Мэннинг и Аксель обменялись фразами. Аксель встал, купил пачку сигарет в автомате у двери и покинул столовую.

Финли помешал ложечкой кофе. Взял булочку, но глазурь была засохшей, ненатуральной. Финли положил булочку обратно на тарелку.

К нему приблизился Мэннинг.

— Позволите?

— Да, — буркнул Джок.

Мэннинг непринужденно, изящно сел. Молча посмотрел на Джока. Режиссер поднял чашку, отпил кофе. Он был слишком горячий.

— Кофе всегда бывает либо слишком горячий, либо слишком холодный, — смущенно заметил Джок.

— Я не понимаю кое-что, — сказал Мэннинг. — Один снимок, который я сделал. Он сразу вызвал у меня беспокойство. И до сих пор будоражит меня. И Акселя тоже.