Голод богов (1)
Шрифт:
Румата постоял, проводив глазами окончательно перепуганного брата Гока, а затем отправился обедать. Он не сомневался в том, что его ультиматум будет выполнен так быстро, как это только возможно.
И действительно — через какой-то час на поле уже стояла внушительная толпа, а чуть поодаль — около тысячи уцелевших орденских вояк в своих неизменных черных плащах с закрывающими пол-лица капюшонами.
— Так, — сказал Румата, — плащи, башмаки и ремни снять и сложить в кучу.
Дождался пока распоряжение будет выполнено. Жестом подозвал ближайшего из холопских тысячников
— Оружие и золото — в обоз. Этих — разбить по двадцать человек, усадить на землю и приставить надежную охрану. За разговоры — бить по шее, но не насмерть. За попытку встать или бежать — смерть на месте. Коменданта и офицеров — отвести в сторону и связать по одному. Развести костер побольше. Все.
Тысячник поклонился.
— Будет исполнено, Светлый.
Румата кивнул в ответ и направился к небольшой группе членов магистрата, безошибочно выделив их в толпе горожан по сравнительно богатой одежде. Подошел стремительно, так что они отшатнулись.
— Ну, почтенные, отвечайте мне, сильно ли пострадал славный город Нард?
В ответ — тишина.
— Кто старший?
После некоторой заминки вперед выступил дородный дядька с медной цепью на пузе.
— Как звать?
— Вага, — прогудел дядька.
— Знавал я одного Вагу, прозвище Колеса, разбойник был изрядный, — мимоходом заметил Румата, — так что молчишь, почтенный Вага? Язык проглотил?
— Не я это, — испуганно ответил тот, — обознались вы, благородный дон. Сроду я не разбойничал, зерном торгую, и отец мой зерном торговал, всякий подтвердит.
— Я о другом тебя спросил, почтенный Вага. Я спросил, что с городом.
— Так ведь сами видите, благородный дон. Считайте, все сгорело, только стены да печные трубы остались.
Видимо, так и обстояло дело — без преувеличений. Пожар постепенно слабел — просто потому, что в городе не оставалось практически ничего, способного гореть.
Тем временем, подъехала Светлая. Легко соскочив на землю, встала рядом с Руматой. Они молча переглянулись. Еще перед штурмом было договорено: он разбирается с военными, она — с гражданскими.
— Сами виноваты, — твердо сказала Кира, — открыли бы сразу ворота и цело было бы все ваше добро.
— Мы бы и открыли, — проворчал кто-то, — так ведь эти в миг бы нас на стене вниз головами развешали.
— А почему они — вас, а не вы — их?
— Так ведь мы — люди мирные…
Румата вздохнул. Все тот же сон. Стоят, как стадо и ждут, кто придет их стричь в следующий раз. Пришли орденские — ограбили. Сейчас вот пришли Светлые, орденских выгнали, город сожгли, и, опять же ограбили. Вернее, начали грабить, а чем закончат — еще неведомо. Может, по пожарищу пройдут и все, что в погребах уцелело, отберут. Может, женщин изнасилуют, а может вообще всех молодых угонят в рабство. Продадут, к примеру, соанцам, на галеры. А чему удивляться? Так всегда. Что с ними делать? А, пусть Кира решает.
— Слушайте, почтенные, — говорила, тем временем, Светлая, — я обещаю, что наша армия никого не обидит и в городе ничего не тронет. Но если хотите нашей защиты — придется вам принести присягу. Теперь — решайте. Как скажете — так и будет.
Дальнейшее
** 11 **
Комендант ничего хорошего от встречи с легендарным доном Руматой не ждал. Как не прикидывай, дальнейшая судьба виделась хуже некуда. Или продажа на галеры, или в яму, в расчете на выкуп от Ордена. А, может, просто в яму. Насовсем. Говорят, у этих посланцев дьявола, что прозываются Светлыми, золота больше, чем во всем Енгабане, так зачем им какой-то выкуп? А скорей всего, просто сожгут, да и все дела. Вон какой костер развели — на нем в один прием и коменданта и пятерых его оставшихся офицеров спалить можно.
А простых братьев просто переколют как баранов и съедят… Говорят же, что в войске Хозяйки едят пленных. Вроде, от варваров этому делу научились…
Ну вот и сам дон Румата. Идет, не торопится, травинку жует. Что ему сжечь город? Что ему убить тысячу человек?
Подошел. Глянул равнодушно. Негромко спросил:
— Ваше имя?
— Изыди, нечистый!
Румата вздохнул.
— Я поговорить с вами хочу, а вы дурачитесь.
— Не будь у меня связаны руки, я бы с тобой поговорил!
Мелькнул молниеносно извлеченный из ножен меч. Вжжик. Руки коменданта были свободны, а меч также стремительно вернулся в ножны.
— Теперь — поговорим?
— Голыми руками против мечей? — язвительно отозвался комендант.
— Можно и так, — спокойно сказал Румата, — верните этому человеку его мечи.
Сам же стянул свою перевязь и молча передал стоявшему позади тысячнику.
Комендант жадно схватил мечи. Он не верил своим глазам. Враг просто отдавал себя в его руки. Стоял в трех шагах, спокойный и безоружный. Мало того, еще и улыбался… Другого такого случая не будет! Выпад… Меч пронзил воздух. Теперь враг стоял справа. Как он там оказался? Нет, не уйдешь! Поворот и выпад… Снова в воздух — а враг теперь слева. Еще выпад… еще…
…Комендант колол и рубил воздух. Пот лил с него градом. Стоявшие вокруг воины Хозяйки сопровождали каждый его бессмысленный удар обидным ржанием и улюлюканьем.
«Это действительно демон, — пришла мысль, — я, скудоумный, тщусь поразить демона простой сталью».
Комендант остановился и опустил мечи. В последний раз посмотрел в ясное голубое небо. Прочел про себя короткую молитву. Потом тихо сказал:
— Не глумись надо мной. Не позорь перед войском. Убей — и покончим с этим.
Румата заложил руки за спину и улыбнулся.
— Если бы я хотел убить вас — давно бы убил. Но я просто хочу поговорить. О вашей судьбе и судьбе ваших воинов. Итак, ваше имя?
— Тадаш, — тяжело дыша, отозвался комендант.
— Так вот, почтенный Тадаш, я в некотором затруднении. Просто отпустить вас и ваших людей я не могу. Понимаете почему?
Комендант кивнул. Ясное же дело, кто в здравом уме вот так просто отпустит почти тысячу бойцов противника, пусть и обезоруженных.
— Возиться с пленными у меня нет ни времени, ни желания — продолжал враг, — моя армия готовится к маршу на Арко. Это вы тоже понимаете.