Голод богов (1)

Розов Александр Александрович

— Ты за меня беспокоишься? — холодно спросила девушка, — С чего бы вдруг? Я тебе никто, а кто ты мне… это, я думаю, тебя не касается.

— Ты мне очень даже кто, — возразил он.

— …И поэтому ты хочешь от меня избавиться, — добавила девушка, — я слишком похожа на нее. Я прекрасно тебя понимаю — меня бы это тоже, наверное, раздражало. Но, видишь ли, Посланница Хозяйки — это нечто вроде проходной пешки на здешней шахматной доске. Тебе гораздо труднее будет закончить войну без… Без Светлой.

— Ты похожа на себя. И вообще,

дело не в этом. Давай сразу договоримся: здесь есть два человека — ты и я. Никаких призраков, никаких Румат, Кир, Бромбергов и так далее. Речь идет только о нас. Понимаешь, пока ты — здесь мне придется на тебя оглядываться. Я буду бояться, что тебя убьют. И в какой-то момент могу из-за этого совершить серьезные ошибки. Не успеть сделать что-то тактически необходимое. Или наоборот, поторопиться с чем-то. Так тоже бывает. Чем дольше ты здесь находишься, тем меньше шансов выбраться из этой мясорубки живыми. Не только у тебя меньше шансов, но и у меня. Это — понятно?

— Это — понятно, — ответила она, — а почему ты не предлагаешь мне улететь отсюда вместе? Просто нам обоим забить на эту гребаную войну и смыться отсюда?

— А ты согласишься?

— А ты предложишь?

— Ну, а теперь серьезно, — сказал он, — представляешь, что будет если мы смоемся? А двадцать тысяч человек, которые нам доверились? Да что там — гораздо больше. Еще вся эта толпа фермеров, и горожан, и черт знает кого еще. Их же всех заколбасят. Еще почище, чем тех тинэйджеров на полях. Понимаешь? Без нас… Без кого-то из нас… они не продержатся и года. Этот сраный Институт вместе с местной Церковью и Орденом будут травить их, как зверей. Потрошить. Сдирать шкуру. Сжигать заживо. И их затравят навсегда — это останется на столетия для тех, кто останется в живых и для всех их потомков. А мы смоемся. Типа, нас это не касается.

— Классно! — ответила она, — обалдеть какая проникновенная речь! И после всего сказанного ты предлагаешь мне смыться? То есть, я буду валяться на диване, смотреть стерео и пить гинесс, а иногда заглядывать в GIN…в БВИ… чтобы узнать: а как там дела? Наши выигрывают или проигрывают? Типа, как на футболе? А теперь послушай, что я тебе скажу. Я остаюсь здесь, с тобой, и буду доигрывать этот гейм до конца. Я уже взрослая девочка и я так решила. Отговаривать меня бесполезно. Во-первых, потому, что я вообще всегда поступаю так. Во-вторых, меня угораздило полюбить здоровенное толстокожее чудовище, которое сидит рядом со мной!

— То есть…? — переспросил он.

— Это признание в любви такое, — пояснила девушка, — немного дурацкое, конечно. Да, чуть не забыла. Меня зовут Виктория Мэй О'Лири. Для своих — Вики.

— Антон Хлудович Шалов, — машинально ответил Румата, — можно Тони.

Они обменялись церемонным рукопожатием.

— А ты вообще откуда, Вики-Мэй? — спросил он. Так, для поддержки разговора.

— Я вообще из Дублина.

— Понятно.

— Что — понятно?

— В

Дублине самые красивые рыжие девушки.

— Это — комплемент, надо полагать?

— Вроде того. А я — из Красноярска.

— У вас там все такие спокойные, как бегемоты? — спросила она.

— Многие.

— Это хорошо. Рядом с таким бегемотом меньше шансов сойти с ума. В общем, это очень кстати, Тони-Хлуд, что ты именно такой. Заражающий своим спокойствием.

— Что, правда?

— Правда-правда. Пойдем. Уже рассвет, а нам еще надо привести в надлежащее состояние фермеров… йоменов… в общем, всю нашу публику. Я тебе по дороге расскажу один старинный ритуал — просто, как для нашего случая придуман.

…

Ритуал был жутковатый даже по местным меркам.

В полной тишине, обнаженные мужчина и женщина медленно подняли мечи к светлеющему небу, потом, также медленно указали остриями на восходящее солнце.

Затем плавно развернулись лицом к лицу и каждый из них коротко провел клинком по левому предплечью другого, а затем последовал взмах рук — и кровь мелкими каплями брызнула на первый ряд зрителей. Те на мгновение отшатнулись, но всего на полшага — потому что сзади стояла плотная толпа.

Несколько тысяч людей заворожено наблюдали за всем происходящим и, кажется, боялись даже дышать.

Но вот действо перешло в новую фазу.

Светлые подняли вверх левые руки, будто в приветствии. И надолго застыли, как бронзовые изваяния.

Кровь растекалась по их коже во все стороны, будто фантастическое живое существо, стремящееся окрасить тела Светлых целиком — от плеч до стоп — в цвета темного пурпура.

Потом, будто по какому-то сигналу оба — мужчина и женщина, — сдвинулись с места, и скользящими, бесшумными шагами двинулись в сторону реки.

Толпа молча двигалась за ними на почтительном расстоянии.

Светлые же, не останавливаясь на берегу, двинулись в воду. Вот они ушли по пояс, по грудь, по шею…. Вот их головы скрылись под водой и над блестящей жидким серебром поверхностью остались только концы лезвий их мечей.

Снова замерла в томительном ожидании толпа.

Сколько прошло времени? Непонятно. Всем казалось, что целая вечность. И тут Светлые двинулись обратно. Неспешно появлялись из воды их тела, покрытые сверкающими каплями. Вот они вышли на берег и протянули вперед левые руки.

По толпе прошел тихий вздох — никаких разрезов не было видно. Только едва заметные розовые полоски, как от недавно заживших царапин.

— Земля и Солнце, Вода и Небо, — громко, на распев произнесла Посланница, — все видят и все помнят. Ваша кровь — их кровь, их обида — ваша обида.

Она выдержала длинную паузу, а затем звонко крикнула:

— Вы знаете тех, с кем нельзя жить под одним небом?

Несколько секунд тишины, а затем гул сотен голосов.

— Да! Да! Да! Да!…

— Громче! — крикнула она, — я хочу слышать каждого!