Голод львят
Шрифт:
— Не доводи себя до такого состояния! — сказал Филипп. — Может быть, Жан-Марк вовсе и не намерен жениться.
— Да! Но она?..
— Этого недостаточно!
— Если эта девица действительно захочет!..
— Хорошо! Я поговорю с Жан-Марком.
Он задержал Кароль и хотел заключить ее в свои объятия. Она увидела приближающееся к ней исхудавшее лицо мужа. На запавших щеках у него резко лежали две морщины. Пристежной воротничок отходил от шеи. Ее охватил ужас.
— Нет, —
Филипп странно посмотрел на нее. Она прочитала на этой маске увядшего молодого человека обиду отвергнутого самца. С чего это у него к ней возникло желание? После того, как она обрисовала перед ним постельные приключения Жан-Марка? Или после того, как он увидел за столом свою дочь с мужчиной, с которым она делит постель? Вероятно, этот любовный аромат молодости внезапно пробудил у него аппетит.
Он предпринял еще одну попытку.
— Оставь меня! — обрезала Кароль. — Я устала…
Она села в кресло и утомленно приложила руку ко лбу. Злобная улыбка исказила лицо Филиппа. Он прошел в ванную. Она услышала, как он раздевается. Затем раздался сухой щелчок: он встал на весы.
III
Филипп положил деньги на стол и протянул Мерседес платежный бюллетень.
— Распишитесь здесь, — сказал он.
Она водрузила на нос очки в черной оправе (она не носила их на службе!) и с недоверчивым видом стала изучать его подсчеты. «Какая мерзкая рожа!» — подумал Филипп. Он никогда не разглядывал ее с таким вниманием. По-видимому, она надеялась разбудить всех, явившись в воскресенье в восемь тридцать утра. Но Филипп уже встал. Только надел халат и принимал ее в кабинете. Она продолжала стоять перед ним в своем плаще баклажанового цвета, перетянутом на талии, и читала, читала…
— Ну так что? — переспросил он с нетерпением.
— Месье забыл, что я имею право на два оплачиваемых выходных в месяц, плюс надбавка за расходы на жилье и питание! — сказала она наконец резко.
— Все это учтено в третьей строке, в графе «Разные доплаты», — сказал Филипп.
— Это не «разные доплаты»…
— Не играйте словами.
— Если в этом доме кто-то и играет, то, конечно, не я, месье, ведь речь идет о моем заработке. Мне нужно подробное перечисление…
Он со злостью взял платежный бюллетень, дополнил его на полях и вернул ей. Мерседес вынула из сумки бумажку и сравнила собственные выкладки с вычислениями Филиппа. Ее губы быстро шевелились. Она повторяла цифры по-испански.
Через минуту она сказала:
— А транспортные издержки? О них вы забыли?
— Верно, — сказал он. — Сколько?
— Тридцать семь франков семьдесят пять сантимов.
Он исправил сумму и буркнул:
—
— Да, месье.
— Тогда подпишите.
— Зачем?
— Затем, что я хочу иметь подтверждение, что сегодня вам хорошо заплатил!
— Но вы мне пока еще не заплатили!
— А это? — спросил он, указывая на деньги, лежащие на столе.
— Не хватает транспортных!
Он добавил тридцать семь франков семьдесят пять сантимов. Она долго считала деньги, пересчитала их, положила в сумку, нацарапала неразборчивую подпись на копии платежного свидетельства. Затем, выпрямляясь, спохватилась:
— А мой сертификат, месье?
Он забыл об этой последней формальности. Вырвав листок из своего блокнота, он размашисто написал на нем, что мадемуазель Мерседес Маретта с такого-то по такое-то число работала у него горничной и что она от него уходит, свободная от каких-либо обязательств. Читая этот лаконичный текст, Мерседес чуть усмехнулась.
— Это все, что месье нашел нужным отметить в моем сертификате?
Кончиками пальцев она помахала перед собой листком, как веером.
— Да, это так! — рыкнул Филипп. — И я даже считаю, что был чересчур снисходителен! Если бы я захотел сказать все, что думаю, мне пришлось бы добавить, что вы самый неприятный человек из всех, которых я знал в жизни.
Лицо Мерседес даже не дрогнуло.
— Месье недоволен моей работой? — спросила она вкрадчиво.
— Да, и еще как! — воскликнул он. — И если бы это зависело только от меня, то вы и двух дней не остались бы в этом доме!
— Так что, меня держала мадам?
— К несчастью, да!
— Она такая хорошая, мадам! Правда, ей прямая выгода меня держать. Ведь я о ней столько знаю!
Филипп поднялся из-за письменного стола и показал ей на дверь:
— Уходите!
— Месье не интересно узнать, что он рогатый?
Она произнесла слово «рогатый» по-испански. Дьявольское ликование сверкало в ее глазах.
— Злоба делает вас идиоткой, моя бедная девочка, — произнес Филипп, не давая гневу вырваться наружу. — Уходите, если вы не хотите, чтобы я вас вышвырнул.
— Вы, может, считаете, что я придумываю? — заикалась она. — Вам нужны подробности? А если я вам скажу, что мадам спит с вашим сыном?
Это уже было слишком! Филипп сжал кулаки, обогнул стол и двинулся на Мерседес.
— Не прикасайтесь ко мне, — буркнула она. — Или я закричу. Подниму весь дом. Позову полицию…
Он схватил ее за локоть и потащил из кабинета.
— Вы мерзавка! — процедил он сквозь зубы.
Гримаса ненависти и ужаса обезобразила лицо Мерседес. Она отбивалась, спотыкалась и вопила, следуя за Филиппом: