Голод львят
Шрифт:
— Были друзьями, а теперь родственники! — сказал Лоран. — Забавно, да?
Неожиданно в объятиях у Франсуазы оказалась ее невестка, мягкая, розовая и сияющая. Они поцеловались в обе щеки. Соломка от шляпы Дани поцарапала Франсуазе лоб. «Дани беременна», — подумала она, и в груди у нее что-то екнуло, оборвалось.
Во дворе Жан-Марк взял сестру за руку.
— Она милая, эта малышка Дани, — сказала Франсуаза.
Жан-Марк только пробормотал: «Да, да…» Он явно считал эту свадьбу вызовом здравому смыслу. Или, скорее, ему все это было не интересно. Он жил вдали от других, над ними, в каком-то облаке дыма. Даже то, что он успешно сдал свой экзамен по праву, его не радовало! Хоть он и не рассчитывал на этот успех. Странный парень, все время мрачный, держится в стороне,
Последние снимки фотографов на крыльце. Молодожены одни, затем с родителями, с друзьями:
— Ты идешь, Франсуаза?..
Она не смогла отказаться. Солнце светило ей прямо в глаза, она стояла рядом с братом. Искусственная улыбка. Свадьба «помощника мясника» подходила следом. Им уступили ступеньки для снимков на память. Мужчины суетились вокруг машин.
— Кто садится со мной? У меня два места!
— Лоран! Где Лоран?
Жан-Марк ехал в машине господина Совло. Мадлен утащила Франсуазу на улицу и остановила такси.
— Вот и хорошо! — вздохнула она, усаживаясь на заднем сиденье рядом с племянницей. — И этого тоже женили! Вот уж история! Но скажи-ка, почему ты мне редко писала?
— У меня было очень много дел, — оправдалась Франсуаза.
— Но, по крайней мере, ты счастлива?
Франсуаза подняла голову, словно ее призвали к порядку:
— Безумно счастлива, Маду! Александр — человек необыкновенной деликатности, предупредительности, ума. Мы прекрасно понимаем друг друга…
Франсуаза говорила быстро, следя за своим лицом. Но под проницательным взглядом Мадлен у нее пропало желание приукрашивать. Если уж она хочет быть прямой, то не должна привирать. В конце концов она пробормотала:
— А бывает, и ссоримся!..
— Это потому, что вы поссорились, он не пришел в мэрию?
— Ничего подобного! — воскликнула Франсуаза. — Он действительно занят. Необычайно занят!
— И для обеда тоже?
— Ну да.
В ней поднялось раздражение против тетки, слишком уж прозорливой и слишком хорошо к ней расположенной. Что за страсть у Маду вмешиваться в жизнь других! Стекла такси были опущены. Город задувал свой горячий и тяжелый воздух в машину. Франсуаза сжалась в комок и со злостью повернула голову, глядя на мелькавшие мимо здания.
В столовой у Совло в тесноте собралось шестнадцать человек. Прибор Александра убрали. Миниатюрная домработница, постоянно наталкиваясь на двух профессиональных официанток, нанятых дополнительно, носилась туда-сюда, ошибалась, меняя тарелки. Четыре или пять диалогов шли за столом одновременно и накладывались один на другой. Чтобы лучше услышать друг друга, женщины старались говорить громче. Оглушенная этой болтовней, Франсуаза напрасно пыталась казаться оживленной. Напротив нее поглощал еду Даниэль, радостный, простой, круглолицый и счастливый рядом со своей совершенно бледной молодой женой. Неожиданно Дани вышла из-за стола. Мать проводила ее грустным взглядом. Через некоторое время она вернулась, смущенная, но с чувством облегчения. Даниэль прошептал ей на ухо несколько слов. Они быстро поцеловались. Ив Мерсье и господин Совло критиковали государственную финансовую политику. Жан-Марк курил, устремив глаза вдаль. Франсуаза спросила его, что он рассчитывает делать на каникулах.
— Разумеется, поеду к Шарнере в Солонь, — сказал он. — А ты?
— Я еще не говорила об этом с Александром. Возможно, мы останемся в Париже…
Все замерли в торжественном молчании, когда появился десерт: гигантский меренговый торт. Даже не успев еще его попробовать, Франсуаза ощутила на языке отвратительный привкус. Куски падали в тарелки — треугольные, мягкие и неровные. Чья-то рука с бутылкой протянулась через весь стол. Непременное шампанское. Ив Мерсье постучал ножом по краю бокала и встал. «О, нет! Не надо!..» — подумала Франсуаза. Но он уже взял слово. К счастью, он был не в ударе. Сказав три банальные фразы, снова сел под аплодисменты на свое место. Люси, пристроившись на краешке его стула, не сводила с мужа влюбленного взгляда. Франсуаза даже слегка позавидовала: как смешно обожает мать этого
— Неплохо, правда? — спросил Даниэль Франсуазу. — Дани все сама устроила!
Они вернулись в гостиную, окна которой выходили на рю де Бурдоннэ. Пока пили кофе под гравюрами со сценами псовой охоты, служанка принесла телеграмму для господина и госпожи Эглетьер. Они с нетерпением распечатали ее и прочитали, склоняя головы друг подле друга: «Думаю о вас. Желаю счастья. С нежностью, Филипп». Телеграмма была из Нью-Йорка.
— Я страшно рад! — сказал Даниэль.
Его восклицание осталось без отклика. Люси подошла к Мадлен и прошептала:
— Все же он мог бы отложить свою поездку, вы не находите?
— Да, — сказала Мадлен, — это нелепо!
Она давно не виделась со своей бывшей невесткой. Новая встреча с человеком, принадлежавшим далекому прошлому, неожиданно привела Мадлен в замешательство. Стоя перед этой женщиной и глядя на нее вблизи, она нашла ее увядшей, заурядной и чрезмерно беспокойной.
— Вы не изменились! — сказала Люси с любезной улыбкой.
Мелкие морщинки перемещались у нее на лице под слоем жидкой пудры. На веках были положены серебристо-голубые тени. Лично против нее Мадлен ничего не имела, однако все больше упреков всплывало из глубин ее памяти: брошенные дети, распад семьи брата…
— О, нет! — сказала она. — Я изменилась! Возраст, килограммы…
— Вам очень идет быть немного поплотнее! — ответила Люси. И, на минуту задумавшись, добавила: — Я так жалею, что мы больше не видимся!
Что тут скажешь? Мадлен, смущенная, хранила молчание.
— Жизнь глупа! — заключила Люси.
И с гримасой расстроенной девочки отошла в сторону. Мадлен увидела, как она общалась со своими детьми. Переходила от одного к другому, брала под руку Жан-Марка, подбегала что-то пошептать на ухо Франсуазе, цеплялась за Даниэля и приглаживала ему волосы. Можно было подумать, что она устраивает представление у Совло. Отсутствие Филиппа позволяло ей без затруднений играть роль матери. Так почему же она жаловалась, что его нет? Обойдя весь свой выводок, не забыв Даниэлу («Теперь у меня вторая дочь! Вы действительно хотите, чтобы я вас тоже звала Дани?»), она присела на канапе рядом с госпожой Совло. Расположившись по соседству, обе женщины, вероятно, обменивались приятными и горькими рассуждениями о детях, которые вырастают, открывают для себя мир и оставляют семейный круг, чтобы создать свой собственный очаг. Даниэль сделал знак Даниэле, и они исчезли. Конечно, пошли собирать чемоданы. Они договорились провести первую брачную ночь в гостинице в окрестностях Парижа — это небольшое путешествие предложили им родители Даниэлы.
— В самом деле, они очаровательны! — высоким голосом частила Люси.
Эти всклики резанули слух Мадлен как слишком явный диссонанс. Определенно, она предпочитала Кароль со всеми ее недостатками. Миниатюрная служанка снова принесла кофе. Неожиданно все зашевелились. Чашка Ива Мерсье соскользнула с блюдца, но он поймал ее на лету. К счастью, она была пустой. Кто-то заметил:
— Браво! Ну и ловкость у вас!..
Он просиял — скромный человек! «Вот что значит заниматься спортом, не правда ли?» Люси нежно облокотилась на плечо мужа. Мадлен почувствовала, что она все больше и больше принимает сторону Филиппа. Она была сестрой своего брата до мозга костей и отошла от Люси тогда же, когда брат с ней развелся. Это было смешно!