Голод суккуба
Шрифт:
— Никто не безупречен, Цветочек. Если есть во всем мире что-то несомненное, так только это. Даже ангелы и те небезупречны.
Я вспомнила, что Картер не вынимает сигареты изо рта и неравнодушен к крепким напиткам.
— Это уж точно. Но Сет очень близок к идеалу. По меньше мере для смертного. Что же до меня… я не знаю. Я чувствую себя негодной для таких отношений.
Он встал и прижал меня к себе.
— Ну что, теперь твой черед предаваться мелодраматическому унынию. Смотри. Как ты можешь быть негодной — ведь ты с ним уже довольно долго. Он с тобой не ради секса. Он с тобой ради тебя. Ради твоих восхитительных остроумия
— Не сосчитать, — сказала я, думая о юморе Сета, его интеллекте, его серьезном и уравновешенном характере. — И мне кажется, он счастлив тем, что получил, но чувствует, как бы это сказать, неосуществимость. Он же мужчина, правильно? Я вижу, как он смотрит на меня иногда, и знаю, о чем он думает… чего хочет.
Я вспомнила, как дразнила его пальцами ног.
— Вряд ли ему на самом деле легко со мной. Я все равно с ним кокетничаю, хоть и знаю, что нельзя. Если бы я могла дать ему… не знаю… что-нибудь. Что-нибудь несмертельное, чтобы воздать должное силе его воздержания.
— Вряд ли от тебя стоит ожидать чего-нибудь несмертельного. Ты девушка из серии «руками не трогать».
Я вскинула поникшую голову:
— Вот именно.
— Что именно?
— Смотреть, но не трогать. Ты мне поможешь. Ощутив прилив природного оптимизма и бодрости, я вызывающе улыбнулась инкубу:
— Ты будешь моим фотографом.
Он поднял брови, но я не сомневалась, что он уже понял, к чему я клоню.
— Умоляю, моя дорогая, объясни, что мне предстоит фотографировать?
— Меня. В самых разных соблазнительных позах и с минимумом белья. Или совсем без него. Мы сделаем целую серию.
— И ты рассчитываешь помочь ему этим? Ты просто загонишь его в сортир на десять часов в одиночестве.
— Эй, он может делать с ними все, что угодно, но это отличная идея. Это будет чистое удовольствие. Безопасный способ иметь меня, не имея.
Я хлопнула инкуба по плечу:
— Ведь ты поможешь мне, правда? Ты единственный, кому я могу доверить это.
— Конечно помогу. Можно было не спрашивать.
Я вздохнула с таким облегчением, будто сбросила тяжкую ношу.
— Конечно, даже если для Сета это хорошо, я-то все равно останусь сучкой слабовольной. Так и буду все время думать только о нем. Все так же буду гадать, каково мне было бы с ним. Все так же терять самообладание в минуты слабости.
Я снова вздохнула, теперь разочарованно.
— Думаю, мне ничего не поможет. Во всяком случае, не его фотографии.
— Эй! — воскликнул Бастьен, тронув меня за подбородок. — Улыбнись же. Что-нибудь придумаешь. А если нет, то придумаю я, обещаю. Брат, которого у тебя никогда не было, помнишь? Мы здесь друг для друга, n'est-ce pas [4] ?
4
Не правда ли? (фр.).
Я улыбнулась и склонила голову ему на грудь:
— Oui.
Так мы и стояли несколько блаженных минут, пока я не вспомнила о куда менее сентиментальных проблемах.
Я села:
— Ой, ты должен кое-что проверить.
Я взяла сумочку и достала пакетик с кристаллами, которые дал мне Алек. Бастьен отскочил, когда я протянула
— Черт возьми, что это?
— Вопрос на миллион долларов. Эти кристаллы явились причиной столь странных поступков моего приятеля из магазина.
Вернув самообладание, он наклонился взглянуть поближе, но до пакета так и не дотронулся.
— Они какие-то странные, — медленно проговорил он. — Они что-то испускают…
— Словно излучение бессмертных, — согласилась я. — Но я никогда не встречала, чтобы нечто подобное исходило от неодушевленного предмета. Тут что-то совсем другое.
— Но вроде ничего страшного… просто неправильно.
— Я спрашивала Сета. Смертные ничего не чувствуют, только мы. Ты когда-нибудь сталкивался с таким?
— Нет, но я ведь рядом с тобой новичок, верно?
К нашему обоюдному облегчению, я убрала кристаллы в сумочку, а затем рассказала, как Алек советовал их размешивать.
— Все страньше и страньше, — задумчиво проговорил Бастьен. — Ничего общего с известными мне наркотиками, но и на флюиды какого-либо законного зелья тоже не похоже. Если захочешь узнать, что это такое, Цветочек, тебе придется разворошить осиное гнездо и пообщаться с большими шишками.
Я понимала, что он прав. Мы еще немного посидели, перейдя к вещам менее странным. Пекущийся хлеб пахнул так аппетитно, что не было никакой возможности уйти, не попробовав кусочек. А попробовав, я решила, что сколько бы ни было недостатков у Дейны, в кулинарии ей нет равных. Я остановилась, только разделавшись с доброй половиной каравая, и отправилась в центр на поиски «больших шишек».
Мне повезло — Джером сразу ответил по мобильному и сообщил, где находится. А если бы и не отозвался, я все равно нашла бы его в каком-то заведении из недлинного списка мест, где можно его отыскать. А именно, в «Подвальчике», старом темном пабе на площади Пионеров, в историческом квартале Сиэтла. Чтобы попасть туда, надо было спуститься по лестнице, и я всегда удивлялась, как он уцелел в окружении небоскребов. Джером и Картер часто сиживали в «Подвальчике».
Я обнаружила их обоих на обычном месте в углу. В пабе, как всегда, царил полумрак. Было довольно оживленно — начался «счастливый час». Ангел и демон встретили меня приятно удивленными физиономиями, хотя оба почувствовали мое присутствие еще прежде, чем я вошла. По телефону Джером всегда давал понять, что я отнимаю у него время, но сейчас они не выглядели особенно занятыми. Я заказала в баре «гимлет», улыбнулась двум парням, пикировавшимся остротами, пока я ждала, и присоединилась к сладкой парочке.
— Деловой завтрак? — спросила я, кивнув на стоящие перед ними пустые рюмки.
Бессмертные сидели бок о бок, так что мне достался стул напротив, словно на собеседовании.
Картер, будто провозглашая тост, поднял рюмку. Я чокнулась с ним «гимлетом».
— Не сомневайся в божественном движении миров, дочь Лилит.
— Никогда не прекратятся труды Господни, — важно добавил Джером.
Оба казались слегка поддатыми, но меня не проведешь. Высшие бессмертные вроде ангелов и демонов способны контролировать опьянение. Другие бессмертные рангом пониже, вроде меня, говорили при них кучу ерунды, полагая, что Джером или Картер совершенно пьяны. И теперь их глаза сохраняли холодное проницательное выражение, говорившее мне, как оба заинтересованы, с чего это я среди бела дня ищу встречи со своим надзирающим.