Голод. Последний вампир
Шрифт:
А потом она услышала стук каблуков по дощатому полу чердака — ив кромешную тьму ворвался свет! Ее замутненные глаза разглядели неясную тень. И жизнь, жизнь затеплилась сначала в одной руке, а затем торжественно объявила о себе в полный голос, словно огромный оркестр, игравший огненную тарантеллу.
Мириам прочла исследования Сары и поставила эксперимент, который оказался удачным. Впервые за две тысячи лет безуспешных попыток ей удалось вернуть к жизни потерянного любовника. Она попыталась испробовать это средство и на других, но было слишком поздно, даже для самого последнего, Джона Блейлока.
Получив вторую жизнь, Сара принялась бродить по улицам нового для нее мира. Ее могла привести в восторг
— Мне бы нужно тебя как следует наказать.
Повернувшись к ней, Сара заглянула в ее удивительные, полные детской непосредственности глаза. Не было в них ни малейшего признака того, что принадлежат они очень древнему существу. Хотя... наблюдательный человек наверняка заметит, что губная помада маскирует слишком узкие губы, а во рту находятся какие-то пластинки, уменьшающие впалость щек. И все-таки большинству людей Мириам казалась восхитительной, превосходно одетой, состоятельной молодой женщиной, совсем недавно пережившей пору девичества.
— Принеси мне водки, — велела Мириам. Сара поднялась из кресла и направилась по проходу к стюарду, раздававшему подносы с едой.
— Слушаю, мадемуазель.
— Мадам, занимающая место «семь-А», хочет водки, очень холодной водки безо льда.
— Да, мадемуазель, одну минуту.
— Сейчас, если можно.
Стюард понял ее тон и налил большую порцию. Сара отнесла бокал Мириам, которая мгновенно его осушила.
— Хочешь еще?
— Может быть, чуть позже.
— Я знаю, как ты ненавидишь летать.
— Не уверена, хорошо ли они подготовили машину к полету.
— Остается надеяться.
— Еще водки. Принеси бутылку.
Сара вернулась к стюарду.
— Ей нужна бутылка.
— Не угодно порцию икры?
— Нет, только водку.
— Мадемуазель, наверное, мадам боится? Не хочет ли она, чтобы к ней пришел поговорить пилот?
— Об этом я не могу спрашивать.
— Понятно, — кивнул стюард, краем глаза глядя на Сару. Наверное, эта девушка — секретарь богатой дамы, которая не позволит обслуживать себя никому другому. Он передал Саре бутылку водки на маленьком подносе. — Вас позвать, чтобы вы принесли ей поднос с едой?
— Мадам не будет есть.
— Как скажете.
Стюард вернулся к своим обязанностям. Обслуживание во всех трех отсеках «Конкорда» было абсолютно одинаковым, но по традиции третий отсек предоставляли туристам, второй — бизнесменам, а в первом располагались самые важные персоны. Пусть «Эр Франс» не подозревала, насколько выдающейся личностью была именно эта пассажирка, но Сара, как всегда, сделала все возможное чтобы к Мириам относились с величайшим почтением.
Тот факт, что в душе Сара не до конца принимала образ жизни
Сара наблюдала, как эта кровь работает и в ее организме, как после периода привыкания она адаптируется к его потребностям, сохраняя частички человеческой крови, играющие существенную роль в жизнедеятельности, и добавляя к ним свои собственные свойства. Однако кровь вампира не могла изменить структуру человеческих кровяных клеток, поэтому Сара старела. Очень-очень медленно, но старела.
Иногда она отправлялась на чердак и шептала остальным: «Джон, я уже иду к вам. Луллия, скоро я буду рядом». Она рассказывала им о делах Мириам, о своей работе, попытках найти способ вернуть их к жизни. О том, каково это находиться там, в гробу, она старалась не думать. Пребывание в замкнутой темноте всего несколько дней казалось таким ужасным, что ей до сих пор снились кошмары. Но Луллия пролежала там три сотни лет. Были и другие, от которых мало что осталось, кроме зубов и длинных пучков волос.
Саре не раз приходило в голову, что Мириам поступала эгоистично, преподнося себе подарки — человеческих любовников. Это было зло, вне всякого сомнения, и какое-то время Сара верила, что найдет в себе моральные силы противостоять Мириам, взяв за основу этот постулат. За год Властитель забирал жизней двадцать. Сама Сара убивала десятерых... и каждая рыдающая, сопротивляющаяся жертва уносила частичку ее сердца. После убийства Сара обычно плакала несколько дней, давала себе слово никогда больше этого не делать и возобновляла попытки питаться донорской кровью.
Если бы не их ночи, проведенные в общей постели... Если бы не возможность разделить блестящую жизнь Мириам, посещать клуб, смотреть на все глазами Властителя, как смотрят на чистый мир после благословенного дождя, — в общем, у нее не нашлось сил сказать «нет». Истина заключалась в том, что она благоговела перед этим созданием, которое ей полагалось бы ненавидеть. Находись она в услужении у самой Геры или Прозерпины, разницы не было бы никакой. Человеческое существо, полюбившее грозную богиню.
Сознание того, какую значительную роль сыграла ее госпожа в истории человечества, наполняло сердце Сары ликованием и гордостью. Семья Мириам породила египетскую цивилизацию, это ее отец перевел израильтян на Ханаанские земли правда, заботясь лишь о расширении своих владений. Но значение этого поступка для истории человечества было, бесспорно, огромное. Что касается Мириам, то ее образ оставил заметный след в мировой литературе. Она, как Суламифь сначала вдохновив царя Соломона на создание «Песни Песней», затем стала Беатриче для Данте, она была Элоизой Абеляра [52] и Дульсинеей Дон Кихота — точнее, на ее жизненном пути появился Мигель де Сервантес, и она стала прообразом его героини. История жизни матери Мириам, Ламии, передаваемые из уст в уста легенды о ней вдохновили Джона Китса, выпустившего в 1820 году сборник «Ламия и другие поэмы» [53] .
52
Суламифь — Песнь Песней (6); Беатриче — возлюбленная Данте Алигьери; Элоиза — возлюбленная Пьера Абеляра, французского философа, богослова и поэта.
53
Герой поэмы «Ламия» полюбил ооротня, змею в образе прекрасной женщины, и погиб, когда на своем свадебном пиру от мудреца Аполлония узнал тайну невесты.