Голод. Трилогия
Шрифт:
– Проблема не в компьютере, доктор. Я прогнал тестовую программу и другие образцы крови вместе с вашим. Вы дали мне не человеческую кровь. Что бы это ни было, машина ее не может проанализировать.
Сара подняла на него глаза.
– Вы знаете, насколько мне помнится, бывали времена, когда анализ крови делали вручную, при помощи одной лишь центрифуги.
– Я сделал это и вручную. Вот что я обнаружил. – Он бросил им листочки с цифрами. – Это не человеческий тип крови, насколько я понимаю. Прежде всего, здесь гораздо больше лейкоцитов.
– Человеческое существо могло бы жить с этим?
– Эта кровь
– Вот пациентка, которая прекрасно себя чувствует с этой кровью в своих венах. Перед тем, как делать дальнейшие выводы, я думаю, нам лучше еще раз взять у нее кровь на анализ.
– Конечно.
– Это ее кровь, – резко бросила Сара. – Я не могла ошибиться. – Том моргнул, поразившись свирепости ее тона.
Джефф, должно быть, тоже это заметил, потому сто, помолчав, он мягко заметил:
– Это не может быть ее кровь, Сара. А если это все же так, то она не человек. А я в это поверить не могу.
– Может, это врожденный дефект, или она… мутант?
Джефф покачал головой.
– Во-первых, мы имеем дело с очень густой кровью. Человеческое сердце могло бы ее перекачивать, но с трудом. Состав совсем другой. Количественные соотношения не имеют смысла. Сара, эта кровь не может быть человеческой. Ближе всего к ней, возможно, кровь одной из больших обезьян…
– Это не от моих обезьян, – сказала она безжизненным голосом. – Я не могла сделать такую ошибку. – Голос ее стал тише. – А лучше бы сделала.
Вместе с Джеффом Сара сходила в палату и взяла еще один образец крови. Миссис Блейлок заснула всего за несколько минут до этого. Когда игла вошла в руку, губы ее приоткрылись, но веки даже не дернулись. Том смотрел на кривые, ожидая признаков того, что сон был потревожен. Но, натренировавшись брать кровь у резусов, Сара все сделала безупречно. Миссис Блейлок не проснулась.
Том собирался уже отвернуться от экрана, но что-то остановило его. Его вдруг охватило волнение, словно в предчувствии опасности. Ему захотелось, чтобы Сара поскорее ушла оттуда. Когда же она наконец вернулась, он кивнул на кривые.
– Какая-то ненормальная модель сна… – неуверенно сказала она.
– Я бы сказал, что она находится в коматозном состоянии, если бы не эти выбросы в дельта-ритме. – Дельта-ритм свидетельствовал об умственной деятельности на сознательном уровне. – Она похожа на мертвеца, который каким-то образом сохраняет сознание.
– По альфа-ритму не слишком ли глубокий это сон? Кривая сильно вытянулась.
– Это могут быть посторонние шумы. Например, мимо проехала машина, а там было включено радио. Такие проблемы у нас бывали и раньше. Слишком низкий уровень сигнала.
– Дыхание почти дошло до нуля. Том, в той комнате так тихо. Очень тихо. Просто мурашки по коже.
– Ну так не ходи туда больше. Он ощутил на себе ее взгляд.
– Хорошо, – тихо сказала она. На этот раз она сама вложила свою руку ему в ладонь, и они пристально посмотрели друг на друга. Слова
*
Лондон: 1430 год
Желтый свет просачивается сквозь тяжелые занавеси. Она задернула их, чтобы отгородиться от уличного шума и вони. Несмотря на то что сейчас май, с неба капает угрюмый холодный дождь. Напротив, через Ломбардскую улицу, отбивают время колокола церкви Святого Эдмунда, короля-мученика. Мириам просто готова лезть на стену от сырости, грязи, бесконечно звонящих колоколов – Луллию приговорили к пыткам!..
Она спускается в садик за домом, лишь бы избавиться от звона. Но все напрасно – здесь тяжело отдается в ушах колокольный звон Святого Свизина, что высится за вонючими водами Уолбрука. Крысы разбегаются в стороны при ее появлении. Она тоскливо смотрит на свои любимые розы – шесть кустов уже погружены на корабль, а эти придется оставить. Она всхлипывает на ходу, представляя себе ужасные картины пыток: эта несчастная лежит на дыбе, руки ее становятся пурпурными, наливаясь кровью в железных тисках!
Они слишком задержались здесь, давным-давно следовало им покинуть Лондон, уехать из Англии. Ведь есть еще места в Европе – на диком востоке, – где такие, как Мириам, и горя бы не знали. Они с Луллией строили планы, мечтали – и все пошло прахом! Луллию схватили и обвинили в колдовстве.
Ведьма – что за суеверный вздор! – Леди, фартинг, пожалуйте фартинг! Она бросает несколько медных монет крысоловам, которые начали вылезать из Уолбрука. Целые толпы их живут, питаясь крысами, у этой сточной канавы. Она видела, как они пожирают крыс сырыми. Она видела, как они выжимают кровь из крыс в глотки своих детей. Она слышала их песни.
Время от времени приходили люди короля и убивали некоторых из них. Но крысоловов не становилось меньше; как крысы, плодились они в погруженных во мрак невежества руинах, называвшихся Лондоном. Все здесь не так. Смерть и болезни свободно разгуливают среди людей. Ночами горят дома, и в шуме дождя слышен грохот рушащихся зданий. Грязь здесь всегда по щиколотку, улицы – сточные канавы, забитые протухшими объедками и рванью. Рынки полны карманников и воров. Ночью появляются убийцы и надрывают глотки психи. И над всем этим висит бесконечная коричневая пелена торфяного дыма. Этот город не грохочет, как Рим, не постукивает, отдаваясь эхом, как мраморные улицы Константинополя, – он громко стонет, подобно зимнему ветру, пришедшему с болот. И время от времени весело цокают копыта лошадей, впряженных в ярко размалеванный экипаж, где покачивается на подушках аристократка в шелках.
Мириам смотрит на солнечные часы: четыре часа прошло уже с тех пор, как забрали Луллию; эти палачи скоро появятся на Ломбардской улице с ужасным грузом в черном муслиновом саване. И Мириам должна быть готова, ибо Луллия «сознается».
Да уж Мириам-то повидала
их,
она знала, сколь искусны
они
в своем деле – в пытках. В сравнении с ним бледнели все другие искусства этого века – с людей сдирали кожу среди радостных толп, а куски плоти разбрасывали вонючим детям в качестве сувениров; жертвы выли, признаваясь в колдовстве или в чем угодно – что бы от них ни потребовали.