Голодная степь: Голод, насилие и создание Советского Казахстана
Шрифт:
Сравнительно недавно свои труды о казахстанском голоде опубликовала международная группа исследователей – француженка Изабель Оайон, итальянец Никколо Пьянчола и немец Роберт Киндлер 46 . Опираясь на обширный круг архивных источников и используя разные подходы, в частности социальный, политический и экономический, они внесли важный вклад в понимание и главных этапов голода, и факторов, вызвавших его, и последствий голода для казахского общества. Труд Оайон включает в себя то, что она называет «социальной историей» перехода казахов к оседлой жизни при советской власти: особое внимание уделяется здесь не централизованному принятию решений, а катастрофическим последствиям насильственного перехода к оседлости для казахского общества 47 . Книга Пьянчолы, напротив, зиждется на экономической истории, и именно этот подход он использует, изучая трансформацию двух кочевых пастушеских обществ, казахского и киргизского, при советской власти 48 . Наконец, Киндлер в своем труде изучает роль насилия в казахстанском голоде, досконально разбирая, по словам самого Киндлера, как разные акторы использовали насилие для установления «порядка» 49 . Хотя эти ученые придерживаются разных точек зрения на то, в какой мере Москва осознавала размах кризиса, все они утверждают, что она стремилась использовать голод для полноценного включения казахов в государство, находящееся под властью партии 50 .
46
Американский ученый Мэтью Пэйн тоже работает над монографией, посвященной голоду.
47
Ohayon I. La s'edentarisation des Kazakhs dans l’URSS de Staline: Collectivisation et changement social (1928–1945). Paris, 2006.
48
Pianciola N. Stalinismo di frontiera: Colonizzazione agricola, sterminio dei nomadi e costruzione statale in Asia centrale, 1905–1936. Rome, 2009.
49
Kindler R. Stalins Nomaden: Herrschaft und Hunger in Kasachstan. Hamburg, 2014. P. 16.
50
Пьянчола называет этот процесс «этатизацией», которую определяет как «включение казахов в государство, управляемое из Москвы» (Pianciola N. Famine in the Steppe: The Collectivization of Agriculture and the Kazak Herdsmen, 1928–1934 // Cahiers du monde russe. 2004. Vol. 45. No. 1–2. Р. 147). Киндлер называет этот процесс «советизацией при помощи голода», определяя его как «большевистскую программу по принуждению людей к вступлению в подданство при помощи провоцирования кризиса» (Kindler R. Stalins Nomaden. Задняя сторона обложки).
Настоящая книга, поддерживая этот вывод, вместе с тем представляет собой попытку пересмотреть подход и к самому голоду, и к этому периоду истории СССР в целом. Попытку понять, в какой именно форме ожидалось включение казахов в советскую жизнь, причем особое внимание уделяется советскому национальному строительству и советской модернизации 51 . Здесь отслеживаются трения между этими двумя проектами, нередко происходившие по мере того, как Москва пыталась превратить казахов в советскую нацию и направить республику в советский модерн, и изучаются результаты этих двух проектов – бескрайние людские страдания и тотальный экономический коллапс республики, но вместе с тем и создание казахской национальной идентичности. Помимо этого, бедствие рассматривается в контексте более длительной истории сельскохозяйственной трансформации Степи, с затрагиванием вопросов экологической истории, никогда прежде не удостаивавшихся внимания историков казахского голода. В то время как прежние работы западных историков по данной теме опирались только на русскоязычные источники, в настоящем исследовании используются источники как на русском, так и на казахском языке, что способствует более глубокому пониманию тяжелых последствий голода для казахского общества.
51
Сравните мой взгляд с подходом Роберта Киндлера, утверждающего, что ученые, которые фокусируют свое внимание на советской политике национальностей, занимаются «ориентализацией» Средней Азии, искусственно выделяя ее из общего советского мира. По мнению Киндлера, национальное строительство никогда не играло более важной роли, чем построение социализма. См.: Kindler R. Stalins Nomaden. Р. 25–26.
Тема казахского голода, так долго не привлекавшая внимания, на самом деле представляет собой идеальный оптический прибор, показывающий преобразования сталинской эпохи. Настоящая работа, обращаясь к незападному региону СССР, проливает новый свет на вопросы советской модернизации 52 .
В Казахстане советский модернизационный проект разительно отличался от такового в западных регионах СССР уже самим своим размахом: ставилась цель превратить в рабочих не просто крестьян, но кочевников, что означало куда более масштабный скачок по марксистско-ленинской исторической шкале. Первая мировая война сыграла решающую роль в преобразовании Европейской России, сделав вопросы политики актуальными для миллионов русских крестьян, служивших в армии, и заложив основу для наступления эпохи массовой политики. Однако в Казахской степи воздействие этого конфликта оказалось совершенно иным: подобно другим жителям Средней Азии, находившимся под властью Российской империи, казахи на протяжении большей части войны не призывались на боевую службу, а сама Степь лежала далеко от фронтовых линий 53 . Задачи Москвы усложняло и то, что казахская культура была в первую очередь устной, а не письменной. Уровень неграмотности в казахских аулах или кочевых лагерях превышал 90% 54 . Республика была огромной, но малонаселенной, а ее инфраструктура исчерпывалась небольшим количеством грунтовых дорог и телеграфных линий 55 . Газеты и другие материалы из Москвы достигали республиканской столицы, Алма-Аты, через 30–40 дней после того, как выходили в печать, а почтальонам порой требовалось проехать 300–400 километров по степи на верблюде, чтобы доставить письмо или посылку 56 .
52
Литература о советской модернизации была в основном посвящена западной части Советского Союза и игнорировала восточную. Исключением из этого правила является книга Слёзкина: Slezkine Y. Arctic Mirrors: Russia and the Small Peoples of the North. Ithaca, 1994 (рус. пер.: Слёзкин Ю. Арктические зеркала. Россия и малые народы Севера / Пер. О. Леонтьевой. М.: Новое литературное обозрение, 2008).
53
О роли Первой мировой войны в политизации русского крестьянства см.: Kotkin S. Modern Times: The Soviet Union and the Interwar Conjuncture // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2001. Vol. 2. No. 1. Р. 127. Казахов, как и других жителей Средней Азии, не призывали на военную службу до 1916 года – пока не пришел приказ призвать мужчин Средней Азии в трудовые батальоны, действующие за линией фронта. Этот приказ спровоцировал массовое восстание против призыва в армию. О восстании 1916 года см.: Brower D.R. Turkestan and the Fate of the Russian Empire. New York, 2003. Chap. 1 and 6; Happel J. Nomadische Lebenswelten und zarische Politik: Der Aufstand in Zentralasien 1916. Stuttgart, 2010; Sokol E.D. The Revolt of 1916 in Central Asia. Baltimore, 1953.
54
Согласно статистическим данным партии, в 1920-е годы 93% казахов и 98% казашек были неграмотны. См.: Архив Президента Республики Казахстан [далее – АПРК]. Ф. 141. Оп. 1. Д. 1643. Л. 104 [Стенографический отчет заседания бюро крайкома ВКП(б)].
55
В 1926 году население Казахстана равнялось 6,5 миллиона человек. См.: Всесоюзная перепись населения 17 декабря 1926 г. С. 82.
56
Эта почтовая система была не слишком эффективна: случалось так, что в июле аул получал циркуляр, рекомендующий отпраздновать 8 марта Международный женский день. См.: Кучкин А.П. Советизация казахского аула. М., 1962. С. 112.
Сроки и темпы московского проекта модернизации в Казахстане тоже были особыми. В 1928 году, то есть через одиннадцать лет после Октябрьской революции 1917 года, Голощёкин заявил, что казахскому аулу Октябрьская революция еще только предстоит. Он провозгласил начало «Малого Октября» (революции сверху в стиле Октябрьской), который, по его мнению, должен был наконец принести в Степь масштабные социальные изменения. Члены партии аргументированно заявили, что для того, чтобы казахи догнали в своем развитии оседлое население, потребуется исключительная скорость, и с началом первой пятилетки ЦК Компартии Казахстана предложил одновременно посадить казахов на землю и провести среди них коллективизацию 57 .
57
Об использовании аналогичной риторики в отношении охотников и собирателей Севера см.: Slezkine Y. Arctic Mirrors. Р. 220.
Однако программа государственной модернизации, исходившая из Москвы, имела целью преобразовать не только казахское общество, но и саму Казахскую степь. Климат Степи, как и в других пустынных и полупустынных зонах, отличался крайней нестабильностью. Распределение осадков сильно варьировалось от года к году. Нестабильным было и соотношение хороших и плохих почв: во многих местах земля постепенно засаливалась. Сухие ветры (суховеи), дувшие по всей Степи, периодически приводили к изменению формы и размеров степных водоемов. Мало того что подобный климат был незнаком советским экспертам, не укладываясь в их систему координат, основанную на представлениях о Европейской России, – его экологическая нестабильность бросала вызов марксистско-ленинским идеям экономического развития, основанным на представлении о стабильных и непрерывно растущих урожаях. Непредсказуемый степной климат означал, что сразу за обильным урожаем может последовать катастрофически малый.
Эта нестабильность была настоящим проклятием для тех, кто стремился превратить Степь в земледельческий регион. Первые волны русских и украинских крестьян, осмелившихся переселиться туда в годы Российской империи, пережили столь ужасные лишения из-за плохих урожаев, что Степное генерал-губернаторство временно закрыло Казахскую степь для дальнейшей колонизации. В начальные годы советской власти специалисты, ссылаясь на эту историю, предупреждали, что превращение казахов в оседлое население и дальнейшая аграрная колонизация Степи чреваты опасными последствиями. Но Центральный комитет решил, что возможность собрать великолепный урожай зерна в одном году перевешивает риск катастрофического урожая в году следующем. Летом 1931 года, когда опустошительная засуха еще усугубила голод, начавшийся зимой 1930/1931 года из-за коллективизации, ЦК потерпел поражение в этой игре, ставкой в
В наши дни Казахстан занимает лидирующие позиции в мире по экспорту пшеницы – главного сельскохозяйственного товара в стране 58 . После падения Советского Союза некоторые деревенские домохозяйства в Южном Казахстане вернулись к пастушескому скотоводству, но животноводство играет куда менее важную роль в экономике страны, чем производство пшеницы 59 . Это крутое изменение системы землепользования, от кочевого скотоводства к оседлому земледелию, началось еще при Российской империи и резко ускорилось в годы сталинской коллективизации. Однако, несмотря на многочисленные заявления советских специалистов, что за годы первой пятилетки советская власть «покорит» природу, подчинив ее социалистическим целям, СССР подобно другим государствам, пытавшимся преобразовать засушливые земли, не преуспел в переделывании Казахской степи по своей мерке 60 . Голод прекратился, но земледелие в регионе оставалось непростым предприятием. Программу Никиты Хрущева по освоению целины (1954–1960), имевшую задачей увеличить количество возделываемых земель в Северном Казахстане и других регионах, пришлось прекратить в силу ряда факторов, одним из которых стали проблемы с урожайностью 61 . В 1960–1970-е годы земледелие в Казахстане страдало от регулярных засух, песчаных бурь и неурожаев 62 . Развитие Казахстана, как и других периферийных регионов СССР, оказалось в зависимости от природных факторов 63 .
58
US Department of Agriculture (USDA). Foreign Agricultural Service. Commodity Intelligence Report: Kazakhstan Agricultural Overview. https://www.pecad.fas.usda.gov/highlights/2010/01/kaz_19jan2010/.
59
На 2002 год в Казахстане производством скота занимались 80 тысяч «частных семейных фермеров». См.: Jungbluth F., Van-Veen T.S. Kazakhstan’s Livestock Sector: Supporting Its Revival. Washington, DC, 2004. О современной практике подвижного пастушества в Южном Казахстане см.: McGuire G. By Coin or By Kine? Barter and Pastoral Production in Kazakhstan // Ethnos. 2016. Vol. 81. No. 1. Р. 53–74.
60
Об идее природы как препятствия, которое следовало «покорить», см.: Weiner D.R. Models of Nature: Ecology, Conservation, and Cultural Revolution in Soviet Russia. Bloomington, 1988. Р. 168–171. Об усилиях колониальных держав по трансформации засушливых регионов см.: Davis D.K. The Arid Lands: History, Power, Knowledge. Cambridge, MA, 2016.
61
Pohl М. The Virgin Lands between Memory and Forgetting: People and Transformation in the Soviet Union, 1954–1960. PhD diss., Indiana University, 1999.
62
Elie М. Desiccated Steppes: Droughts, Erosion, Climate Change and the Crisis of Soviet Agriculture, 1960s–1980s // Eurasian Environments: Nature and Ecology in Imperial Russian and Soviet History / Ed. N.B. Breyfogle. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 2018. P. 75–93; Stebelsky I. Wheat Yields and Weather Hazards in the Soviet Union // Interpretations of Calamity from the Viewpoint of Human Ecology / Ed. K. Hewitt. Winchester, MA, 1983. Р. 202–218. Производство пшеницы в независимом Казахстане продолжает страдать от частых засух, а Министерство сельского хозяйства США назвало Казахскую степь «зоной рискованного земледелия». См.: USDA Foreign Agricultural Service. Commodity Intelligence Report: Kazakhstan Agricultural Overview. https://www.pecad.fas.usda.gov/highlights/2010/01/kaz_19jan2010.
63
Другие исследования периферии Советского Союза тоже подчеркивают важную роль, которую отношения с окружающей средой сыграли в жизни СССР. Энди Бруно выдвинул идею, что сама природа участвовала в коммунистическом проекте. См.: Bruno А. The Nature of Soviet Power: An Arctic Environmental History. Cambridge, 2016.
Пример кочевников-казахов показывает, какую огромную важность Москва придавала своему проекту национального строительства и какой разрушительный потенциал таился в этом проекте. Исходя из смеси практических и идеологических соображений, большевики замыслили разрешить национальный вопрос, или проблему этнического разнообразия бывшей Российской империи, отчасти поддержав это разнообразие. Москва даровала некоторым группам различные национальные формы, с национальными территориями, языками и культурами, стремясь превратить эти группы в сплоченные советские национальности 64 . Со временем этот масштабный проект начал включать в себя такие действия, как создание национальных учреждений образования, обучение и продвижение национальных кадров, стандартизация национальных языков, проведение национальных границ и написание национальных историй.
64
О советской политике национальностей с точки зрения центра см. в числе прочих: Hirsch F. Empire of Nations; Martin T. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923–1939. Ithaca, 2001 (рус. пер.: Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923–1939. М., 2011); Suny R.G. The Revenge of the Past: Nationalism, Revolution, and the Collapse of the Soviet Union. Stanford, 1993; Slezkine Y. The USSR as a Communal Apartment, or How a Socialist State Promoted Ethnic Particularism // Slavic Review. 1994. Vol. 53. No. 2. Р. 414–452 (рус. пер.: Слёзкин Ю. СССР как коммунальная квартира, или Каким образом социалистическое государство поощряло этническую обособленность // Американская русистика. Вехи историографии последних лет: Советский период: сборник Самара, 2001. С. 329–374).
Но вся эта национальная политика была не столько четко очерченным планом действий, сколько рабочим набором идей и представлений о советской нации, который за время существования СССР не раз уточнялся. Основные принципы национальной политики были сформулированы в резолюциях, принятых на XII съезде РКП(б) и на специальной конференции ЦК в 1923 году. Сталин в своих речах периодически прояснял или пересматривал различные вопросы, связанные с национальной политикой, заявляя, что советские нации должны быть «национальными по форме, социалистическими по содержанию» 65 . Но в этих документах не содержалось подробных инструкций, как следует осуществлять национальное строительство 66 . Не могли в них быть предусмотрены и все те конфликты, к которым привели попытки создать нации, по самой своей природе склонные предпочитать собственные интересы, – создать их в рамках социализма, нацеленного на всеобщность. Советский проект национального строительства в очень значительной степени зависел от местных инициатив и от участия населения.
65
Martin T. The Affirmative Action Empire. P. 9, 12.
66
О Советском Союзе как о незавершенной работе см.: Hirsch F. The Soviet Union as a Work-In-Progress: Ethnographers and the Category Nationality in the 1926, 1937, and 1939 Censuses // Slavic Review. 1997. Vol. 56. No. 2. Р. 251–278.
Идея, что казахи составляют нацию, пришла в Степь в конце XIX века. После Октябрьской революции 1917 года небольшая группа оседлых русскоязычных казахов сформировала политическую партию под названием Алаш-Орда и провозгласила казахское автономное государство с центром в городе Семипалатинске, на северо-востоке Степи. В 1919 году члены Алаш-Орды сдались большевикам и неохотно заключили союз с режимом, стремясь продвигать собственные автономистские идеи с опорой на большевистские обещания национальных свобод 67 . Но для большинства казахов на заре советской власти национальность совершенно не играла какой-то важной роли в повседневной жизни: например, Нурзия Кажибаева вспомнила, что ее семья в 1917 году слышала о таких казахских политических партиях, как Алаш-Орда, но заметила, что «их идеи и их образ жизни были непонятны обычным кочевникам-казахам» 68 . Понятие «казах» было прочно связано с кочевым образом жизни, не позволявшим сформировать тесную связь с «нацией», ассоциируемой с конкретной территорией. Термин «казах» был одновременно социальным и этническим: он указывал не только на этническую принадлежность, но и на образ жизни – кочевое скотоводство 69 .
67
Аманжолова Д.А. На изломе: Алаш в этнополитической истории Казахстана. Алматы, 2009; Kendirbaeva G. «We Are Children of Alash…» // Central Asian Survey. 1999. Vol. 18. No. 1. Р. 5–36. О происхождении Алаш-Орды см.: Rottier Р. Creating the Kazak Nation: The Intelligentsia’s Quest for Acceptance in the Russian Empire, 1905–1920. PhD diss., University of Wisconsin, 2005; Sabol S. Russian Colonization and the Genesis of Kazakh National Consciousness. New York, 2003.
68
Nurtazina N., ed. Great Famine of 1931–1933 in Kazakhstan. P. 113.
69
В своих воспоминаниях Мухамет Шаяхметов свидетельствует, что перед тем, как начался голод, кочевое скотоводство играло центральную роль в жизни его семьи (Shayakhmetov М. The Silent Steppe: The Story of a Kazakh Nomad under Stalin / Transl. by J. Butler. London, 2006. P. 3–10).