Голодные Игры: Восставшие из пепла
Шрифт:
Но она, словно беседуя с ребенком, качает головой, переворачивая меня набок. Заботливо, словно учтиво. На деле же, словно убийца, разделывающий жертву.
– Правды нет, мистер Мелларк. Вы погубили стольких людей, пытаясь сменить строй, поглядите-ка, чего вы добились? Кроме восстаний, бойни и крови? Чужой крови, мистер Мелларк. Вы-то по-прежнему живы
Она стреляет точно в цель. Меня сворачивает пополам от неведомого приступа.
– Ну, ну, – она хлопает меня по спине, словно успокаивая, – помните,
И я чувствую, как офицерский ботинок впивается в горло. Запах резины. Запах пота. Запах крови. Воздуха не хватает, и я тщетно пытаюсь схватиться за него руками.
– Люди гибли десятками тысяч, Пит, а вы продолжали глядеть на экран из центра Логова в попытке спасти их? Дистанционное управление теми, кто отдал свои жизни за революцию?
– Это ты…
Вздох. Слабый. Молящий.
– Я – была слепа, как щенок, – голос Китнисс вдруг ломается, словно я задел ее за живое. – Мне открыли глаза. Показали, кто ты есть на самом деле. Кто все вы, мечтающие о свободе. Шавкам не сломать строя Капитолия.
Она отпускает меня, и я успеваю лишь вздохнуть, прежде чем ладонь пронзает жуткая, ледяная боль. Сталь входит насквозь. Мой крик растворяется в помещении звоном битых стекол.
А за ним только шепот:
– Я повторю вопрос, мистер Мелларк: где…
– Убей, – хрипло огрызаюсь я, лишаясь последнего шанса вдохнуть.
Именно это и спасает меня. Она склоняется надо мной. Я чувствую новый, неизведанный прежде запах: сталь, кровь, сырость. От нее не веет больше Луговиной, она больше не Китнисс. Она – переродок. И именно переродок шепчет мне:
– Поверьте мне. Именно этим я и займусь завтра.
Она расплывается в дикой, незнакомой улыбке.
Комментарий к Глава 39 : Личное табу
Жду всех вас в своей группе https://vk.com/gromova_asya_writer
Спасибо за отзывы;))
========== Глава 40 : Казнь ==========
Комментарий к Глава 40 : Казнь
Единственная глава, которую я очень попрошу(!) послушать с аудиосопровождением. https://vk.com/gromova_asya_writer
– Кто мог сотворить такое? Неужели сама…
– Парню шибко досталось. Эй, хоть воды ему принесите!
– Оставь это. Им плевать.
Резкая боль в затылке. Страшная боль. Я пытаюсь дышать, но легкие словно набиты ватой. Хриплый стон, сорвавшийся с губ. Горечь. Кровь. Кашель, что пробуждает новую волну обжигающих ощущений.
– Тише-тише, – кто-то помогает мне привстать.
Рука ноет, словно простреленная. Я недалек от правды.
– Вы потеряли много крови, – третий голос со стороны.
Узнаю в расплывчатых чертах лица, ту самую девушку, что успокоила своего разбушевавшегося отца. Она накладывает мне на лоб измоченную в чем-то повязку.
– Все, что смогли достать, – виновато говорит она, потупив взгляд.
–
Собственный голос похож на хруст наждачной бумаги. Новый приступ кашля заставляет меня согнуться в три погибели. Боль в каждом нерве, в каждой частице моего тела. Снова и снова она накрывает меня необратимой волной судорог. Мысль о том, что я должен был умереть еще на Арене, не покидает меня до того самого момента, как кашель спадает, а легкие начинают функционировать в полной мере.
Меня тошнит. Перед глазами плывут расплывчатые образы незнакомых мне людей. Похоже на сотрясение. Китнисс разозлилась не на шутку, кажется.
– Это она? – в тени лицо старухи выглядит еще мрачнее и печальнее. – Это Сойка такое сотворила с тобой?
В этих словах столько горечи и разочарования, что я едва сдерживаюсь, чтобы не отвернутся, скрывая собственные эмоции. Она не должна знать правду. И никто не должен. Поэтому я просто качаю головой.
– Нет. Не она.
–За что тебя так? – не унимается мужчина в солдатской форме.
– Ясное дело – не сдал своих, – поддерживает его второй.
Они продолжают беседу, но я не пытаюсь принять в ней участия. Слишком ярким отпечатком в сознании осталась она – охотница, которая едва не оборвала мою жизнь. Ожесточенные черты лица. Ледяные глаза. Холодная, надменная улыбка. Жестокость. Озлобленность. Ненависть. Я чувствовал эту ненависть. Ощущал, как она высвобождается с каждым новым ударом.
Нет. Китнисс больше нет.
Моей Китнисс больше нет.
Была ли она моей?
Нет. Даже отчасти.
Много ли я потерял?
Не слишком, по меркам нашего времени.
И есть ли о чем жалеть?
Переродок. Он уничтожил ее. Испепелил внутренности. Испепелил ее саму до основания. Она ненавидела меня. Ненавидела не притворно, а по-настоящему. Что, если бы она не остановилась? Она смогла бы убить меня?
Я жаловался, что разбейся я о землю – и смерть стала бы беспричинной и глупой, погибни я от изнеможения – и люди подняли бы меня на смех. А теперь, попробовав каково это: едва не умереть от руки человека, которого любишь больше самой жизни, готов отказаться от нее без особых привилегий на возвращение. Испепелена. Уничтожена. Больше не она.
– Сегодня в обед, – врывается в мои мысли чей-то голос.
Я поднимаю свой затуманенный взгляд на девушку в ободранном платье. Она смачивает повязку в сточной жидкости и вновь кладет ее мне на лоб.
– У вас жар. И сотрясение, кажется, – она виновато опускает взгляд в пол. – Вы так кричали. Все звали ее, просили прощения и молили о пощаде. И раз за разом все громче. Это было так… ужасно.
Значит, я все-таки звал ее. А кого еще я мог звать?
Киваю коротко, не придав этому особого значения.