Голодный дом
Шрифт:
Чертовски увлекательно… страшно, жутко и весело… Для того чтобы оценить этот роман, необязательно читать предыдущие. Читателя ожидает восхитительная, захватывающая история, полная интеллектуальной игры, внезапных поворотов сюжета и даже комических эпизодов.
Умная, увлекательная и жуткая история. Тем, кто еще не знаком с творчеством Митчелла, возможно, следует начать именно с этой книги.
Митчелл – один из лучших писателей современности. «Голодный дом» станет неотвязно преследовать вас днями – и ночами.
Великолепная история о доме с привидениями…
Еще один триумф неподражаемого воображения Дэвида Митчелла.
Захватывающая история в стиле викторианского романа ужасов, ей по праву гордился бы Эдгар Аллан По… Паранормально-мистическое фэнтези с элементами хоррора – и очень увлекательное.
Вызывает невероятное восхищение.
Сложный, замысловатый роман, которым наверняка насладятся многочисленные поклонники Митчелла. «Голодный дом» неопровержимо доказывает, что Дэвид Митчелл – единственный в своем роде.
Превосходно… Пожалуй, самая доступная книга Митчелла – история о доме с привидениями, подобная классическим романам «Поворот винта» и «Призрак дома на холме», – наверняка придется по душе поклонникам Одри Ниффенеггер, Карен Расселл и Стивена Миллхаузера. Великолепная книга для чтения в Хеллоуин.
Приличные люди
1979
Мамины слова тонут в копотном рыке отъезжающего автобуса. За автобусом оказывается паб «Лиса и гончие». На вывеске паба три бигля окружили лису, вот-вот набросятся и разорвут в клочья. Под вывеской табличка: ВЕСТВУД-РОУД. Лорды и леди живут в роскоши, поэтому я ожидал увидеть особняки с бассейнами и «ламборгини» у обочины, но Вествуд-роуд выглядит вполне обычной улицей. Обычные кирпичные дома, сдвоенные или отдельно стоящие, с обычными палисадниками и обычными машинами. Волглое небо цвета застиранных носовых платков. Мимо пролетают семь сорок. Семь – хорошее число. Мамино лицо совсем рядом, только непонятно, сердитое оно или взволнованное.
– Нэйтан! Слышишь?
Мама сегодня губы накрасила. Помада цвета «утренняя сирень» пахнет клеем «Притт».
Мамино лицо не отодвигается, поэтому я спрашиваю:
– Что?
– Простите или извините, а не что.
– Ладно, – говорю я, что обычно срабатывает.
Но не сегодня.
– Ты слышал, что я сказала?
– «Простите или извините, а не что».
– Что я сказала перед этим? Если у леди Грэйер тебя спросят, как мы приехали, отвечай, что на такси.
– Лгать нехорошо.
– Лгать нехорошо, – говорит мама, вытаскивая из сумки конверт, на котором записан адрес. – А производить приличное впечатление необходимо. Если бы твой отец платил как положено, то мы действительно приехали бы на такси. Так… – Мама прищуривается, разбирая собственный почерк. – Проулок Слейд примерно в середине Вествуд-роуд… – Она глядит на часы. – Без десяти три, а нас ждут к трем. Давай-ка быстрее, не копайся и не ротозейничай.
Мама шагает вперед.
Иду за ней, не наступая на трещины в асфальте {1} . Иногда приходится угадывать, где они, потому что тротуар покрыт кашицей палой листвы. Уступаю дорогу бегуну с огромными кулаками, одетому в черно-оранжевый тренировочный костюм. У футбольной команды «Вулверхэмптон уондерерс» форма черно-оранжевая. С веток рябины свисают кисти блестящих ягод. Хочется их пересчитать, но стук маминых каблуков – цок-цок, цок-цок! – зовет за собой. Туфли она купила на распродаже в универмаге «Джон Льюис», на последние деньги, оставшиеся от гонорара Королевского музыкального колледжа, хотя «Бритиш телеком» прислал последнее уведомление о неоплаченном телефонном счете. Мама надела темно-синий концертный костюм и заколола волосы серебряной шпилькой с наконечником в форме лисьей головы. Шпильку привез из Гонконга мамин отец после Второй мировой войны. Когда к маме приходит ученик, я, чтобы им не мешать, сажусь к маминому туалетному столику и вытаскиваю лиса из шкатулки. У него нефритовые глаза. Иногда он улыбается, а иногда нет. Я сегодня не в лучшей форме, но скоро валиум подействует. Валиум – отличная вещь. Я две таблетки принял. На следующей неделе обойдусь меньшим числом, а то мама заметит, что они слишком быстро кончаются. Твидовый пиджак колется. Мама купила его в «Оксфаме» {2} ,
1
Мама шагает вперед. / Иду за ней, не наступая на трещины в асфальте. – Аллюзия на английскую поговорку и связанное с этим распространенное суеверие «Step on the crack, break your mother’s back», то есть «На трещину наступишь – родную мать погубишь».
2
«Оксфам» – сеть магазинов одноименной благотворительной организации, где продаются товары, пожертвованные населением.
3
Хэйстекс – от английского «haystack», стог сена.
– Нэйтан! – Мама хватает меня за руку. – Что я говорила про ротозейство?
Я задумываюсь, вспоминаю:
– «Живее. Не копайся и не ротозейничай».
– А ты чем занимаешься?
– Размышляю о больших пальцах Годзиллы.
Мама закрывает глаза.
– Леди Грэйер пригласила меня – нас – на музыкальную вечеринку. На суаре для ценителей музыки. Там будут важные особы из Совета по искусствам, те, кто распределяет гранты и организует концерты…
Мамины веки покрыты сеткой крошечных красных прожилок, похожих на фотографии рек, сделанные с большой высоты.
– Я бы с удовольствием оставила тебя дома, играл бы в свою бурскую битву, но леди Грэйер очень настаивала, так что… Веди себя нормально. Сможешь? Я тебя очень прошу. Представь самого нормального одноклассника и изобрази нормальное поведение.
Нормальное Поведение похоже на Вписывание В Коллектив.
– Я постараюсь. Только не бурская битва, а Бурская война. Твое кольцо мне в руку впивается.
Мама разжимает пальцы. Так гораздо лучше.
Я не понимаю, что именно выражает ее лицо.
Проулок Слейд очень узкий. Это проход между двумя домами, который шагов через тридцать оканчивается поворотом влево. В таком месте впору бродягам в картонной коробке ночевать, а не лордам жить.
– Наверное, парадный вход с противоположной стороны, – говорит мама. – Слейд-хаус – городской особняк Грэйеров, а их поместье находится в Кембриджшире.
Если бы каждый раз, когда мама произносит эти слова, мне давали пятьдесят пенсов, то у меня уже набралось бы три с половиной фунта. В проулке холодно и промозгло, как в пещере Белый Шрам в Йоркширских долинах. Мы с отцом туда ездили, когда мне было десять лет. На первом же углу в проулке лежит дохлая кошка. Серая, как пыль на Луне. Я точно знаю, что кошка дохлая, потому что она валяется, как оброненный мешок, а глаза облепили здоровенные мухи. Отчего она сдохла? Ни пулевых отверстий, ни ран от клыков или когтей, только голова неловко свешивается набок. Наверное, какой-то котоманьяк ей шею свернул. Для меня она сразу превращается в одно из пяти прекраснейших зрелищ на свете. Может быть, в Папуа – Новой Гвинее есть племя, которое считает музыкой жужжание мух. Я бы туда вписался.
– Нэйтан, не отставай! – Мама дергает меня за рукав.
– А ее похоронят? Как бабушку?
– Нет. Кошки – не люди. Пойдем.
– Так ведь хозяина надо предупредить, что кошка домой не вернется.
– Каким образом? Подобрать дохлую кошку и носить по Вествуд-роуд? Спрашивать в каждом доме, кто хозяин?
Иногда маме приходят в голову дельные мысли.
– Ну, придется время потратить, но…
– Нэйтан, прекрати! Нас ждут у леди Грэйер.
– Но ведь вороны ей глаза выклюют. Надо похоронить.