Голое небо
Шрифт:
1924 * (* См. в Приложении неопубликованный вариант под названием «Лебединое озеро).
«Высокий холодок искусства» представляется Н. М. Максимову самым достоверным признаком подлинной художественной природы явления. Ему кажется в этот период, что только в старом искусстве и есть это пленительное свойство. Наоборот, современность начинает представляться ему безотрадной в сравнении с мрачным, подавляющим величием прошлого:
Средневековье
Мне грустно, друг. И не моя вина, Что наши дни мне так докучны были, Ах, я другие помню времена, Которые уж вы забыли. И1923
Впрочем, историк по образованию, вдумчивый и серьезный по натуре человек, Н. М. Максимов не ошибался относительно будущего. Признавая строгую подчиненность мира явлений определенным законам (тема «Закон» особенно привлекала его, см. стр. 42 и 101), Н. М. Максимов понимает, что при всем неприятии современности, ни он сам, ни кто-либо другой колеса событий повернуть не может и, следовательно, исторически правильнее понять и освоить тенденции развития социальной жизни. Такие настроения все чаще и чаще начинают звучать в его произведениях с 1925 г.
В 1924 г. он пишет еще «нейтральное» стихотворение «Поэт», где с некоторой долей наивности предполагает, что искусство — внеклассово.
Поэт
Ты не боец, и ты стоял в сторонке От бурь и битв, и ты не знаешь сам, За что тебе дается голос звонкий И вдохновение приходит по ночам. Ах, молодость и силы для того ли, Чтобы лишь изредка, едва-едва, От дикого вина гражданской воли Твоя кружилась голова. И вот опять чужой звериной сшибке, Ты слышишь песни нежной старины, Или губам твоим лишь по ошибке Напевы звучные даны.1924
Но уже в следующем году он обращается к себе самому с убеждающей речью:
Они живут средь гладкого напева,
Их жизнь надменна и пуста…
А ты, поэт, мечтатель и повеса, В «сегодня» видел лишь врага, Гулял в веках и гущу их навеса, Как ветви, мягко раздвигал. И пусть надменны силы тяготенья, И тихо катятся века, Но за оградой первого стремленья Даль осязательно близка. И будет мир единой, стройной цели, Благие, мертвые сады, И для него в мечтах твоих созрели Железных мускулов плоды. И музыке торжественного слова, И соловьям стальным внемли, И полюби грядущий рай плодовый, Созданье лучшее земли.1925
Правда, в этом стихотворении «грядущий рай плодовый» представляется поэту, как «благие мертвые сады», «соловьи стальные» и т. д., но за всем тем он чувствует, что это будущее — «созданье лучшее земли». А эпиграф говорит уже о значительной переоценке прежних позиций. К этой теме, становящейся с
И от этого наблюдения над жизнью физической природы поэт тонко переключается в природу социальную:
Таков закон. Когда в осенней мгле История, когда мертво и пусто, — Всего нарядней и всего голей Бесплодное, но дивное искусство.1927
Искусство, прежде волновавшее и потрясавшее, начинает утомлять его своей строгостью и оторванностью от человека, от теплоты человеческого коллектива:
А все-таки сегодня мы устали От этих слов, прекрасных, как черты На бронзовой аттической медали, И холода высокой красоты. И не были огнем души согреты Чеканные канцоны и сонеты.1925
И чем больше размышляет Н.М. Максимов над проблемами истории, над судьбою человека, тем глубже и упорнее растет в нем уверенность в непреложности исторического пути развития человечества.
Человек
В ночи времен так долго шел он, Первоначальный человек, И челюстью своей тяжелой Он перегрыз кремневый век. Но вечный путь — его влеченье, И ширилась его тропа, От страха чудное леченье Он в черепе своем черпал. И стал он мощный и ученый — Владыка моря и земли, И впечатлений новых челны Его свободнее влекли. И в непрерывном водопаде Впадали воды вещих рек В просторы между узких впадин И поднимающихся век. И миру лучшее начало, Познанье мощно расцвело, И вдохновенно просияло Большое, мудрое чело.1925
Ставя в этом стихотворении проблему движущих причин прогресса человечества, Н. М. Максимов, подобно В. Брюсову в аналогичной «Оде человеку», дает ответ, далекий от всякой мистики и иррациональности.
Определив путь социального прогресса, проникнувшись, как говорит Б. М. Эйхенбаум, «чувством истории», Н. М. Максимов все больше и больше, все настойчивее — но не без колебаний [1] возвращается к исходному пункту своей поэтической линии — к приятию современности. Он знает, что современники правы, обращаясь в «Истории и современности» к художникам, тяготеющим к прошлому:
1
Ср. стихотворение «Мой голос».