Голое небо
Шрифт:
Наконец, в том случае, когда пред исследователем находятся произведения, о которых, если не считать семьи писателя, можно условно сказать, что они публикуются впервые, историк литературы сначала должен рассматривать изучаемый факт «литературной» жизни исключительно как результат, как итог. Это не означает ни в какой мере, что напечатанные или иным каким-либо способом размноженные (напр., рукописным, гектографическим и т. п.) произведении такого писателя не делится или, по крайней мере, не могут сделаться фактором, наравне с произведениями прочих писателей. Тем не менее, произведения, посмертно опубликованные, представляют для историка литературы несомненно ценное явление, поскольку они образуют «чистый результат», и, благодаря этому, имеют особый методологический интерес. Конечно, о «чистом результате» можно говорить только условно, так как, следя за литературой, за продукцией идеологически близких писателей, изучаемый автор косвенно, посредственно подвергается воздействию критики. Но этот момент —
Таким образом, очевидно, что существует принципиальная разница между произведениями, опубликовываемыми самим автором и издаваемыми после его смерти единомышленниками или родственниками. Идеологическая связь между автором и его творчеством яснее на материале последней категории, а это позволяет иногда делать важные для литературной науки выводы.
Этими теоретическими соображениями должно руководствоваться при изучении литературного материала, отличающегося от обычного. Эти же соображения положены в основу настоящего этюда, посвященного творчеству Н. М. Максимова, поэта, совершенно не выступавшего при жизни на литературном поприще, сочинения которого были опубликованы лишь после его смерти.
I
Николай Михайлович Максимов родился 5 января 1903 г. в Петербурге. Отец его, Михаил Николаевич, был в то время студентом Технологического института; мать — Евфимия Иннокентьевна, урожденная Щеголева, происходила из семьи крупного сибирского промышленника. Детство Н. М. Максимова протекло в обстановке материальной обеспеченности, внимательного материнского ухода и серьезной воспитательной работы. Наиболее значительным моментом в детстве поэта были традиционные отъезды из Ленинграда <sic! — В. К.>. Эти ежегодные летние поездки на дачу в Финляндию вносили смену впечатлений и приближали ребенка к суровой северной природе. Эти впечатления были в ребенке, по-видимому, весьма глубоки, и некоторая замкнутость, внутренняя сосредоточенность и углубленность в себя развились в Н. М. Максимове, очевидно, не без влияния финляндской обстановки. Впоследствии в своих поэтических опытах Н. М. Максимов нередко обращался к воспоминаниям о Финляндии. В этих стихотворениях привлекает внимание не столько самый пейзаж, его колорит, причудливый и своеобразный, сколько стремление, и как будто не безрезультатное, уловить и воспроизвести характерные особенности суровой природы этого края. Вряд ли будет преувеличением утверждение, что в антологии, которая могла бы быть озаглавлена «Финляндия в русской поэзии», финские стихотворения Н. М. Максимова заняли бы не последнее место благодаря своей свежести и четкости. Таково, напр., стихотворение «Финляндия»* (*См. в Приложении неизданные стихотворения Н. М. Максимова о Финляндии, а также варианты опубликованных стихов).
Здесь всюду незнакомый зодчий Дворцы гранитные простер, И мир торжественный здесь жестче Над гладью скованных озер. Здесь лес — загадочный и вражий, И сердце думает с тоской: Что вечность? — Оползни овражьи, Да вереск тонкий и сухой. Здесь глубь стального горизонта Тоской бессмертной зажжена, Тоской бессмертной зажжена, И розовою Джиокондой Застыла мудрая сосна. А дальше снова тот же зодчий Дворцы гранитные простер, И мир торжественный все жестче Над гладью скованных озер.1921
Или:
Из финских мотивов
Этот мир, как пахарь — злые корни, Из сознанья тайной глубины Выкорчевывает все упорней Липкие и сладенькие сны. Греза превращается из торта В темный студень мертвенных озер, Мысли в корни сосен, распростертых Над скалою, выросших в простор. Там, где путь залежанный, бесцельный, Над овражьим берегом реки, — Станет сердце чащей можжевельной С1919
Кроме глубоких и сильных впечатлений природы, значительное место в формировании психики ребенка сыграли книги и вообще литературно— театральная культура. Отец Н. М. был в начале 900-х годов не чужд литературных интересов и одно время занимал заметное место среди немногочисленных у нас переводчиков со шведского и финского языков. Им переведены были некоторые сказки Топелиуса, отдельные вещи Юхани Ахо, финские народные предания и т. п.; переводы эти печатались в разных повременных изданиях, в Вестнике иностранной литературы, в детских и др. журналах.
Мать Н. М. Максимова обладала несомненным дарованьем детской писательницы; ее пьески для детей («Сон под Новый год», «День леса» и др.), оставшиеся неопубликованными, отличались литературными достоинствами, столь редкими в обычно слащавой детской литературе. Прекрасный педагог, обладавший значительной теоретической подготовкой, Е. И. Максимова приобрела обширные познания в области естествознания и географии и впоследствии в течение десяти лет с успехом преподавала в советской школе и, как талантливая наставница и воспитательница, пользовалась любовью учащихся, их родителей и своих школьных товарищей. Вполне естественно, что воспитание Н. М. Максимова под руководством вдумчивой и образованной матери-педагога протекало нормально, книжные и театральные впечатления, хотя и занимали видное место в детском мире Максимова, однако, не выходили за пределы разумного чтения, не превращались в запойное глотание книг без разбора и в бессистемное посещение театра. Развитию интереса Н. М. Максимова к литературе и театру в значительной мере способствовали «литературно-вокальные среды», регулярно собиравшиеся в зимнее время в семье Максимовых. Среди постоянных посетителей были видные оперные артисты Шаронов, Бухтояров, приходившиеся родственниками Максимовым, близкий приятель М. Н. Максимова — Н. Н. Куклин и др.
Мать Н. М. Максимова первоначальное образование получила в Париже и французским языком владела так же, как и русским. Интерес к французской литературе она сохранила до конца своей жизни, и под ее влиянием будущий поэт уже ребенком в 10-12-летнем возрасте стал писать детские стихи и куплеты, преимущественно на французском языке. Эти стихотворения не сохранились; впрочем, на французском языке Н. М. Максимов продолжал писать и значительно позднее. Часть его оригинальных и переводных стихотворений на французском языке опубликована в «Стихах», изданных в 1929 г. Не изданными остались прозаические статьи, напр., «La poesie de N. Goumileff», «Le son et le sens» и др.
В 1913 г. Н. М. Максимов был определен в 5-ую СПб. гимназию, помещавшуюся на углу Английского и Екатерингофского проспектов. Учился он хорошо, был одним из лучших учеников, но по слабости здоровья держался в стороне от товарищей и вообще был замкнутым и сосредоточенным подростком. Из предметов гимназического курса больше всего привлекали Н. М. Максимова занятия русской литературой, в особенности в последние годы пребывания в школе, когда преподавание этой дисциплины было поручено К. К. Истомину. По воспоминаниям родных Н. М. Максимова, последний признавался, что К. К. Истомин более, чем кто-либо другой, способствовал развитию его литературного чутья; подросток охотно рассказывал дома об уроках К. К. Истомина и настолько увлекался ими, что остальные занятия всегда отходили на задний план. Все это приводит к мысли о действительно большом влиянии, которое имел К. К. Истомин на развитие своего даровитого ученика. Это обстоятельство заставляет хоть в нескольких словах остановиться на научно-педагогической деятельности К. К. Истомина.
Исследователь русской литературы, К. К. Истомин в годы ученья И. М. Максимова в 5-ой СПб. гимназии особенно интенсивно работал в области древней литературы, помещая в «Известиях 2-го отделения Академии Наук» статьи о «Толковой Палее», затем он перешел к изучению новой русской литературы и стал заниматься творчеством Тургенева. Его статья «Старая манера Тургенева» была также помешена в академическом журнале и отличалась свежестью постановки вопроса и новизной в то время интереса к «проблеме стиля». К. К. Истомина можно определенно считать одним из тех ученых, которые подготовили появление в последующие годы русского формализма* (* Однако нужно отметить, что от формалистов его отличал интерес к стилю как явлению социальному). В этом же «стилистическом» направлении К. К. Истомин изучал русскую комедию XVIII в., творчество Грибоедова, Достоевского, Салтыкова-Щедрина и т. д. К. К. Истомин был больше ученым, чем педагогом, в обычном для дореволюционной эпохи смысле, и свою любовь к литературе, свой интерес к явлениям «стиля» он сумел несомненно внушить ученикам, из которых некоторые, подобно И. М. Максимову, стали потом серьезно отдаваться литературному творчеству; из учеников К. К. Истомина особенно выдвинулся в последние годы Леонид Грабарь.