Голое небо

Максимов Николай Михайлович

Русь

Я знаю: Русь еще лесная, За далью полевых полос, Уездная и волостная, С узлами лиственных волос. Здесь люди мудрые как звери, Их мысли — сумеречный лес, Языческая тьма поверий И быта древнего навес. И властны сон и наважденье, Совиной тьмою веет Русь, И завтрашнее пробужденье Восславить я не тороплюсь. И Русь моя еще лесная, За далью полевых полос, Уездная и волостная, С узлами лиственных волос. Осень 1926

Свеча

гаснет

Мне грустно, друг… Повсюду смерть. Взгляни: мой огонек был ярок, И вот лишь черненькая жердь Поддерживает весь огарок. Все счастье, видишь, сожжено, И смерть — одна лишь остается, Как вязко восковое дно Зелено-ржавого колодца. Но перед тем как умереть, Огонь скорбит о доле тленной, И к меди ластится, но медь Недосягаема, надменна. Еще вздохнул… В последний раз С последней мукой встрепенется… О, страшный миг! Сейчас, сейчас Он в бездне жадной захлебнется. 1920

Финляндия

Здесь всюду незнакомый зодчий Дворцы гранитные простер, И мир торжественный здесь жестче Над гладью скованных озер. Здесь лес — загадочный и вражий, И сердце думает с тоской: Что вечность? — Оползни овражьи, Да вереск тонкий и сухой. Здесь глубь стального горизонта Тоской бессмертной зажжена, И розовою Джиокондой Застыла мудрая сосна. А дальше снова тот же зодчий Дворцы гранитные простер, И мир торжественный все жестче Над гладью скованных озер. 1925

Песнь будущего

Будут глубже и глубже все вещи В грудь земную врастать и врастать, А тяжелые песни зловещей Над землею сурово звучать. Этим ритмам не будет предела, А земному тверденью границ. Станет камнем живущее тело, Камнем маски застывшие лиц. И тогда мудрецы и поэты Воспоют не улыбки, мечты, Только мощь отвердевшей планеты, Только праздник стальной красоты. 1920

«Да, я поэт, но мой пчелиный труд…»

Да, я поэт, но мой пчелиный труд Ведь не оценят нынче, не поймут, И за словесный, сладкий, вечный мед Никто, никто мне руку не пожмет. 1918

Игра

Игра… игра… бессмысленно и пусто, Играя нами, эта жизнь пройдет: То мучает, то звучное искусство Нам в утешение дает. И новые игрушечные души Вдувая в наши грубые тела, Звучанье музыки легко заглушит Добра суровые колокола. И оглушенные, как мы услышим Хоть что-нибудь из шума бытия? И опьяняясь звуковым гашишем, Что знаем мы? Лишь сладость забытья. Но пусть играют тени и обличья, Пусть возбудительно они остры, Нам не забыть о смерти, о величье Последней роковой игры. 1919

Первый снег

Все это так банально, Как сказочка Перро, И

в рощице печальной Сияет серебро. Она, как та царевна, Уснет под гул угроз, А этот ветер гневный — Как фея — Карабос. И над широким кленом, Забыв свой красный плащ, И с криком, и со стоном Колдунья злая вскачь. Пусть. Я-то знаю мудрый Банальный эпилог, Что принц золотокудрый Все оживляет в срок. И вновь под знойной лаской Растает серебро, О, вечная развязка По сказочке Перро. 1922

«Целый мир с горами и морями…»

Целый мир с горами и морями, С тесным строем золотых светил, Все, что бережно хранила память, Образ твой сегодня заслонил. Как найду потерянные вещи, Белый свет и синий небосвод? Но любовь все ближе и зловещей, Ничего она мне не вернет. Январь 1927

«В ночном застывающем страхе…»

В ночном застывающем страхе, В тумане томлений ночных, Трехстопный простой амфибрахий Мне ближе размеров других. О, слушать упрямый, негибкий Напев с удареньями бед И чуять: не будет ошибки В моей неуклонной судьбе. 1925

Старинный пейзаж (Сонет)

Все вижу я коричневатый дом, Такой уютный и такой старинный, И серебристые вдали равнины, И вязы, и дубы в саду глухом. Так ясен день. И тишина кругом. Здесь, верно, жизнь рассказ спокойный, длинный: Рожденья, свадьбы, мирные кончины, Гармония в грядущем и в былом. Но чу! — Вдали разводят мост подъемный, Вода под ним застыла ртутью темной, На серой башне огонек зажжен. И наползают сумерки, и тени Уж подготавливают черный фон Для самых жутких, диких преступлений. 1923

Казанский собор

Где тротуар за длинной цепью И неожиданный простор, И где зовет к великолепью Огромный сумрачный собор, Я столько раз стоял взволнован Его спокойной простотой, И вереницей дум окован — Окаменелый и немой. О, если б и мои творенья, Созданья ветреной мечты, Умел бы я слагать, как звенья, И камни вечной красоты! Апрель 1925

Сальери

Я с каждым днем безмолвней и суровей, Что ж, есть во мне биенье жадной крови, Но музыкой она не потечет. И я таю в заученном размере — (О, ремесло и головной расчет) Глубокую трагедию Сальери. 1925

«Играют вечерние дымы…»

Играют вечерние дымы, Пылают костры на снегу, Где ты, что была мной любима? Я имя твое берегу. И дни мои — пламень и дымы Легки, и со мной благодать: Твое белоснежное имя До смертных часов повторять. 1925