Голос ангела [сборник]
Шрифт:
— Раздевайтесь. Проходите. Я на кухню. Хотите в душ? Или ванну примите… Вот только мужского у меня в доме ничего нет, чтоб вам переодеться.
— У меня все с собой. — Он потряс объемной сумкой — дивной сумкой из натуральной кожи, моей мечтой, можно сказать, я к такой уже лет десять приглядываюсь, да за ценой все никак не угонюсь…
— Вот здесь располагайтесь. — Я провела его в дочкину комнату. — Шкаф почти пустой… располагайтесь.
Я накрыла стол в гостиной, приготовила своему постояльцу постель, а он все
Появился — свежевыбритый и благоухающий, в джинсах и джемпере — по–домашнему.
— Ничего, что я в таком виде? Устал от костюма…
— Просто замечательно! Ничего, что я так?.. Не успела от вечернего наряда устать. Да… не пора ли нам?.. — Я протянула руку. — Симона.
Он улыбнулся:
— Очень приятно. Олег.
Мы ели какое–то время молча. Впрочем, я не была голодна. А гость мой, похоже, желудок свой заправлял еще раньше и дальше, чем бензобак.
Выпили шампанского за мою подругу. Потом — за дождь. Потом я сварила кофе — после того как Олег меня убедил, что спать он не хочет, а захочет, так никакой кофе ему не помешает.
Но спать мы не захотели еще очень долго. Мы проговорили часов до четырех. А когда все же разошлись, я не смогла уснуть. Я лежала, глядя в потолок, и почти беспрестанно плакала. Подушка промокала, я переворачивала ее, потом брала другую…
Отключилась я, когда на соседнем перекрестке стали погромыхивать трамваи и солнце уже ползло по крышам.
Я проснулась тем не менее первой. А может, Олег не выходил, пока меня не услышал?..
Было около десяти. Мы завтракали на кухне.
— У вас есть сегодня дела? — спросил Олег.
— Встреч никаких. А дела мои… они всегда со мной. Но ничего срочного. Можете…
— То есть вы будете дома?
— Могу быть, могу не быть. Лучше скажите, если вам что–то нужно. Я к вашим услугам.
— Да нет, помощи мне не требуется. Мне нужно заняться разведкой и кое–какими формальностями, от этого будут зависеть мои дальнейшие планы. Вы не против, если я до вечера оставлю у вас свои вещи?
— Ну конечно! О чем вы!.. А что вечером?
— Если все пойдет удачно, будет где остановиться… или сниму гостиницу.
— А если не удачно?
— Не знаю. — Он опустил глаза. — Возможно, буду проситься к вам еще на одну ночь.
— Вам о-очень долго придется проситься! — Я сказала это таким тоном, что он вопросительно и почти испуганно вскинул на меня взгляд. — Потому что вы меня обидели, — добавила я, глядя на него.
Он понял, в чем дело, и улыбнулся:
— Простите.
— Прощаю. Езжайте. До вечера.
Я дала ему свои телефоны, взяла его номер и сказала, что, как максимум, могу отлучиться к Ирке, но не надолго, и чтобы он звонил немедленно, как только будет знать исход сегодняшнего мероприятия.
— Ну, и просто так звоните. Я переживаю за вас.
— Спасибо. Обязательно. —
Я проводила машину взглядом из окна его… то есть дочкиной, спальни и пошла в свою, плакать дальше.
Позвонила Ирка. Я рассказала ей все по телефону: приехать она не могла — вот–вот ближний круг на обед соберется. А я сама туда ехать не хотела. Я ничего не хотела. Я никого не хотела видеть. Кроме.
— Ну и что ты ревешь?
— Не знаю, Ирка! Как начала у тебя, так остановиться не могу.
— Плохой это признак, дорогая. Аналогичный случай был в Тамбове… Помнишь мою давнюю любовь?
— Помню, ты рассказывала, я тогда понять не могла… А сейчас вот сама… Прямо извержение…
— Ну что делать?.. Поплачь… Я с тобой. Я люблю тебя. Сказать тебе «брось» не могу. Сердцу не прикажешь. А вдруг радостью обернется?
— А вдруг…
— Так или иначе, теперь только вперед. И глупостей не делать. Так?
— Так. Хотя… когда же еще глупости делать, если не сейчас? Нельзя ж совсем без них жизнь прожить…
— Ростиславик расстроился. Соврать пришлось.
— Ой, как мне это сейчас до лампочки!
— Ой, как я тебя понимаю! Если б ты клюнула на него… ну, прости, я бы тебя не поняла… честно! Ты б меня разочаровала…
— Ах ты, паршивка!.. Что ж ты меня тогда сватала?!
— Да не я, говорю ж тебе, мамуля моя.
— Наташку надо ему мою подсунуть, ну, старую деву, ты знаешь. Вот парочка будет: утренние пробежки, жевание сырого овса…
— Аутотренинг, — подхватила Ирка, — релакс, отвары трав на ночь…
— Очистительные клизмы…
Мы повеселились по этому поводу, и я слегка отошла.
— Спасибо тебе, Ир. Прости меня.
— Все хорошо. Целую. Пока.
— Пока. Целую.
И мне вдруг окончательно полегчало. Акуна матата! Так или иначе.
Когда он сказал: «Я беден как церковная мышь», я засмеялась и сказала, что, наверное, это какая–нибудь ватиканская церковь.
Он тоже засмеялся и сказал, что у этой мыши даже церкви теперь нет, только и осталось — машина, то, что на ней, мыши… на нем то есть, надето, да крошки в карманах: пластиковая карточка с мелочью сотен в шесть–восемь и если удастся какой–то счет спасти, так еще несколько тысяч евро.
Ничего себе мелочь, подумала я скоропалительно, но потом поняла: у кого жемчуг мелкий, а у кого щи пустые… Все закономерно.
Нет, с такими глазами в бизнес забираться противопоказано. Хотя… там ведь в основном жена бывшая всем заправляла да ее семейство. А он — интеллигент, на своей репутации все дело держал. Доверчивый до глупости — вот и обвели его вокруг пальца. Еще неизвестно, сама ли жена с собой покончила… Это он с похорон едет.
Но я-то у Ирки ревела — еще знать ничего не знала! Да и ночью и сейчас не над его же тяжкой судьбиной убиваюсь.