Голос бездны
Шрифт:
– Хороший поцелуй, – сказал Сергей, когда их рты разделились. – А теперь пошли в дом, не то там будут беспокоиться из-за того, что мы долго отсутствуем. Подумают, что Пётр подкараулил нас где-нибудь и перерезал нам глотки.
– А это может случиться?
– Запросто, в любую минуту.
– И вам не страшно? Вы вообще-то боитесь чего-нибудь?
– Боюсь? Конечно, боюсь. Каждый человек боится, не может не бояться. Если не боится, то он просто не чувствует пульс жизни. Но я боюсь немного по-своему. Я, например, совершенно не страшусь смерти, но мне страшно, когда складывается ситуация,
– Неужто?
– Ещё как «ужто»! Очень боюсь. Зато стоит мне ввязаться, то есть стоит мне переступить черту этого самого начала, как страх улетучивается. Видно, человек входит в иную систему координат, в иную систему ценностей, начинает действовать по иным законам. Вы можете не поверить, но мне бывало до головокружения дурно, когда я шёл сдавать экзамены в институте. Иногда мне казалось, что я вот-вот грохнусь без сознания. А чего там бояться-то было? Ну, «трояк» схлопочу, пусть даже «неуд»… Жизнь на этом не кончается, ан нет! Боялся. И сейчас боюсь всего, чего можно бояться, и по возможности обхожу стороной островки, которые кажутся мне опасными…
– Я вам не верю, – покачала головой Тамара. – Вы не похожи на человека, который сторонится опасности.
– Ваше право, можете не верить, – он задумался, вспоминая что-то. – У меня есть один приятель, служивший в десанте, так вот он рассказывал мне, что во время подготовки к парашютным прыжкам он с трудом держал себя в руках, чтобы не потерять сознание от страха. Он дрожал до тех пор, пока его не столкнули с парашютной вышки, и сразу после этого страх улетучился. Ему захотелось прыгать снова и снова, к нему пришла потребность в ощущении прыжка, в ощущении высоты. Он с трудом дождался прыжков с самолёта. Получается, что от ужаса до удовольствия не так уж далеко. Как и от ненависти до любви…
Они подошли к двери, и Тамара шагнула внутрь. Сергей задержался на мгновение и прислушался. Ему почудился звук, резкий звук, насильственный звук. Ломающаяся от старости прогнившая ветка трещит мягче. Тут же был тихий, но всё же настораживающий хруст: кто-то наступил в темноте на ветку, надавил на неё своим весом, заставил её лопнуть.
Лисицын быстро закрыл дверь, оставшись снаружи, сделал несколько быстрых шагов и притаился за углом избушки. Ветер дунул и густо шевельнул тёмные заросли, откуда донёсся привлёкший внимание Сергея звук. Лисицыну показалось, что он разглядел светлую тень, скользнувшую в чёрной листве. В следующее мгновение тень исчезла, и Лисицын почувствовал, как руки и ноги его похолодели и отяжелели. Из леса надвигалась опасность.
Медленно выкатила луна из-за клочковатых облаков, похожих на рыхлую поверхность скисшего молока, и видеть стало легче. Глаза пообвыклись в темноте. Прошло несколько минут, и Сергей вновь различил очертания человека. Теперь он мог с уверенностью сказать, что не ошибся в первый раз. Человек был, судя по всему, вымазан глиной, которая давно высохла и сделалась светлой. И человеком этим мог быть только Пётр Чернодеревцев.
Он был
Дикарь, иначе Чернодеревцева нельзя было назвать, выпрямился, подойдя к окну. Его лицо напряглось, он кого-то высматривал. Затем вдруг он весь напрягся, сжался в комок, будто приготовившись к прыжку, и поднял ружьё.
Медлить дальше Лисицын не мог. Он прекрасно понимал, что в следующее мгновение Пётр разобьёт стволом стекло, сунет оружие в окно и выстрелит, раз он увидел того, кого искал. Сергей почувствовал, как в доли секунды его ладони сделались мокрыми. Протерев их о рубашку, он шагнул из-за угла и крикнул:
– Пётр!
Дикарь вздрогнул. Он явно не ожидал, что за ним следили. Увидев вооружённого человека, он не стал раздумывать и направил стволы на Лисицына. Прежде чем раздался щелчок курка, Сергей успел отскочить за угол. Сквозь грохот выстрела донеслось угрожающее вжиканье картечи, которая тупо вгрызлась в брёвна и полоснула по листве.
– Пётр! Не стреляй! Это я, Сергей! – заорал Лисицын, быстро пятясь дальше.
Он слышал мягкое движение ног Чернодеревцева, топот внутри дома. Вот громко отворилась дверь.
– Стой, сволочь!
Выстрел. Громкое шуршание. Второй выстрел, ответный. Теперь у Петра ружьё разряжено…
Сергей бросился вперёд что было мочи. Голое тело Петра оказалось неожиданно близко. Сергей буквально наткнулся на него, ударился головой Петру в бок, свалил с ног, но в ту ж секунду получил могучий удар прикладом по голове. Одновременно с этим громыхнуло ружьё того, кто стоял в двери. Пуля распорола воздух в двух сантиметрах от виска Лисицына.
– Стой! Не стреляй! Там Серёга! – послышался голос Олегыча.
– Бегом туда! Скрутим!
Пока Лисицын приходил в себя от полученного удара, он успел почувствовать, как через него перекатилось тяжёлое тело Петра, шаркнуло его по щеке мягким животом, покрытым коркой сухой глины, ткнулось ему в бедро босой пяткой. Прядь застывших от крови волос, прицепленная к патронташу Чернодеревцева, скользнула по губам Сергея.
Затем грузное тело исчезло, громко ломая кусты. Ему вслед бухнуло ружьё, кто-то протяжно матернулся.
– Ну? Как ты? – нагнулся над Сергеем Иван.
– Жив? – присел рядом Олегыч.
– Жив, – пробормотал Лисицын, осторожно покачивая головой, – но башке больно.
– Сильно он тебя?
– Это я сам налетел на приклад. Разбежался, наклонившись вперёд, и вот тебе на…
– Пойдём-ка посмотрим на свету, не разбил ли он тебя…
– Вроде бы крови нет…
Из двери выглянуло несколько голов.
– Ну что? Куда он делся? Убежал? Значит, его снова ждать?
Лисицына усадили за стол.
– Кого-нибудь надо оставить дежурить снаружи, – пробормотал Сергей. – Я его случайно увидел. Он кого-то здесь выискивал, хотел стрельнуть…